Статуя как процесс - [32]

– То есть у вас можно переночевать? – догадался Егор.

Старик поднял и опустил голову и сделал жест Егору следовать за ним. Егор и старик пошли по посёлку по дороге среди малоэтажных и частных домов.

– Извините, вы, наверное, немой? – обратился Егор к попутчику.

На этот вопрос старик просто махнул рукой.

Они дошли до конца улицы, где уже начинался настоящий лес, подошли к небольшому бревенчатому дому. Старик открыл калитку и сделал приглашающий жест. Войдя в дом, старик включил свет.

В доме было чисто, уютно. Кухня с печкой и деревянным обеденным столом, на полу лежали круглые лоскутные коврики. В дверной проём была видна комната со старинным комодом, столом и диваном.

Сняв свой плащ, старик вынул из рюкзака и положил на стол хлеб, банку с молоком, колбасу и жестом пригласил Егора за стол.

– Спасибо, нет, – сказал тот, – Я недавно поужинал. Мне бы поспать, устал очень.

Старик через большую комнату отвёл Егора в маленькую спаленку, где стояла аккуратно заправленная кровать. Егор поблагодарил старика, и тот ушёл. После всех злоключений путешественник уснул почти мгновенно.

Утром хозяин с гостем завтракали на кухне. На столе стояла еда: яичница, хлеб, молоко, колбаса, огородная зелень, помидоры.

– Вы, наверное, давно тут живёте? – спросил Егор.

Старик кивнул головой.

– А в комнате на фотографиях вы с женой и ваши родители?

Старик подтвердил.

– Вы, конечно, извините, но можно ли у вас пожить дня три, пока я в городе жильё найду?

Снова кивок головой.

– А как к вам обращаться?

Старик чётким, как у диктора, голосом, ответил:

– Николай Иванович.

Егор ошарашенно вытаращился на собеседника:

– Дак вы не немой?

Николай Иванович отрицательно мотнул головой. Егор решил больше не задавать лишних вопросов, и окончание завтрака прошло в молчании.

* * *

Утром Николай Иванович вышел во двор и насыпал в корытце замоченного с вечера пшена, к которому сразу же подбежали несколько кур. Егор сидел на крыльце, дышал свежим утренним воздухом и смотрел на живописный лес, который начинался сразу за огородом.

– Красивый у вас лес, большой, наверное? – спросил у старика Егор.

Николай Иванович показал рукой на горизонт и махнул кистью ещё дальше. «И во что превращается вся эта красота на работе, с моей помощью», – подумал Егор, и перед его глазами возникла лента из только что отпечатанных, аккуратно сложенных газет.

– А родственники у вас есть, Николай Иванович?

Старик утвердительно кивнул, показал пальцем на запястье, как на часы и указал на калитку.

– Скоро придёт кто-то, – догадался Егор.

Через несколько минут к калитке усадьбы, действительно, подъехал автомобиль. Егор с некоторой тревогой наблюдал, как из машины вышла молодая тёмноволосая девушка, открыла заднюю дверь, достала сумку и зашла во двор. Это была стройная шатенка с красивым и строгим лицом, в куртке и джинсах.

– Здравствуй, дедуля! – поприветствовала она Николая Ивановича.

Старик поднял руку, радостно кивнул, подошёл к девушке. Они обнялись. Подойдя к крыльцу, она увидела Егора.

– Здравствуйте, – сказал, вставая, Егор.

– Здравствуйте. А вы кто? – девушка спокойно и внимательно посмотрела на него большими серыми глазами.

– Да я постоялец, – объяснил Егор, – Николай Иванович любезно разрешил мне переночевать, гостиницы в посёлке нет…

– А-а… Ну, дед кого попало не пустит. Как вас зовут?

– Егор.

– Ирина.

– Очень приятно.

Ирина зашла в дом. Через некоторое время вышла переодетой в спортивный костюм, прошла через двор, взяла ведро, сняла тряпку с забора и пошла обратно в дом. У крыльца остановилась, поставила ведро, облокотилась на перила крыльца. Николай Иванович что-то мастерил на верстаке во дворе. Егор, вызвавшись чем-то помочь, чистил картошку по поручению новой хозяйки.

– А вы как у нас в посёлке оказались? – поинтересовалась Ирина.

– По делам приехал, не рассчитал немного время, пришлось заночевать.

– А я приезжаю к деду раз в две недели, продукты привожу, лекарства, убираюсь, – сообщила девушка.

– Вы в городе живёте? – поинтересовался Егор.

– Да. Звала его жить к себе, ни в какую не хочет. Он неразговорчивый.

– Да, я это заметил. Извините, конечно, Ирина, а почему Николай Иванович, м-м-м…, не желает разговаривать.

Ирина посмотрела на деда, улыбнулась:

– Не подумайте, что он аутист какой-нибудь. Был вполне нормальным. Но потом вдруг стал считать любые разговоры пустым занятием. Следующее слово, говорит (когда говорил), отменяет предыдущее. А ведь до тридцати лет работал в филармонии эстрадным певцом, очень хорошо пел, занимался общественной деятельностью. В общем, дедуля шёл в гору. Его даже в Москву приглашали.

– А потом что? – с интересом спросил Егор.

– А потом, мать рассказывала, чего-то всё больше задумываться стал. Сядет у телевизора, выключит звук и долго так смотрит на безголосых. А потом и сам стал меньше говорить. Уволился из филармонии, устроился на завод токарем, его там Молчуном прозвали.

Оттуда и на пенсию пошёл, сюда переехал. Когда закончил со всеми разговорами, бабушка с матерью хотели даже психиатра пригласить, но он пресёк это дело. А потом все привыкли к молчуну. А что, в принципе, по жизни и так всё понятно. Я с пелёнок с ним воспитывалась. Может, поэтому и не люблю болтунов.