Статский советник Евграф Тулин - [73]

– А как звали этого хулигана? Не припомните? – уточнил сыщик.

– Помню, как не помнить, он у меня еще и рубль украл из сюртука. Умелый по темным делам малый был, с самого детства. Герасим Кондратьев, кажись звать.

Постоял, подумал, опять наморщив лоб и шевеля губами.

– Больше нечего мне вам сказать, – сказал он и не обращая внимания на обоих полицейских, старческой походкой пошел ко входу в училище.

Евграф был удивлён. Получалось, что Фремов не указал брата и сестру в своём деле. Кто этот родственник? Тот, который приезжал всего один раз? Где сейчас проживают брат и сестра покойного Ивана Фремова? Вопросов возникло много. По босяку, как его называл смотритель, все было ясно и понятно. Это скорее всего и был убитый человек, при нападении на графа, грабитель и убийца старшего приказчика со спичечной фабрики. Времени на разбирательство, в общей сложности, он потратил не много. Около четырех часов. Делать здесь было больше нечего. О поездке он не жалел, сведения были действительно нужными. Вероятность того, что сыщик может вернуться в Тулу к вечеру, была полной. Поэтому он попросил Ивана Ивановича сопроводить его на почтовую станцию. Простой народ называл станцию – ямой. Надо было, основываясь на авторитете пристава, помочь ему найти подходящий экипаж. Страж порядка с радостью согласился. Перспектива отправить беспокойного гостя из родного города его устраивала полностью. В глазах Ивана Ивановича читалось желание продолжить ночные посиделки, видимо, похмелье давало о себе знать. Тем более, что Прохор, наверное, уже сбегал на базарную площадь и принес все необходимое для застолья. Пока ехали до почтовой станции, сыщик попросил пристава никому не рассказывать о полученной информации. На что получил полные заверения, радостного Ивана Ивановича.

Пристав вошел на станцию полным хозяином. Разговоры и склоки сразу стихли. Вызвал к себе станционного смотрителя. Тот прибежал немедля, поклонился и уточнил, что необходимо сделать. Полицейский начальник, как уважаемый в городе человек, приказал выделить курьерскую лошадь для Евграфа. Их в Алексине было всего две и предназначались только для правительственных курьеров и особо важных персон. На почтовой станции сыщик предъявил станционному смотрителю вместо подорожной, дающей право пользования лошадьми, свой служебный документ. Немедленно был записан в особую учетную книгу, куда вносились все путешественники.

Ямщик был рад, что лошадь была лучшей, курьерской, и бежала резво. Кроме того, был молод, весел и обладал хорошим звучным голосом. Как только выехали за черту города, попросил разрешения петь песни до хрипоты. На что получил разрешение от довольного развлечения сыщика. Евграф с удовольствием слушал ямщика, голос его разлетался над полями. Было весело, несмотря на грусть и печаль, отражаемые в песнях. Песни все у ямщика были о несчастной любви, грустные с печальным концом, иногда он их чередовал с солдатскими. Исполнял их по два-три раза. Каждый раз меняя интонации. Иногда пел с грустью. Иногда с залихватской радостью. Время пролетело незаметно, начинало темнеть, возница перестал петь. До Тулы оставалось немного. К деревне Барсуки подъехали уже в сумерках.

«Верст через восемь буду у Петра. Уточню его результаты по Белёвскому замку, беседе с генералом Муратовым. Возможно, увижу Ольгу», – подумал Евграф.

Последнее его интересовало больше всего. Надо сказать честно, обмениваться сведениями не было никакой необходимости. Сыщик просто напросился на беседу и обмен информацией за чаем, для того, чтобы был повод встретиться с ней. Вдруг, неожиданно, два громких выстрела из охотничьего ружья разорвали тишину. Стреляли картечью или дробью. Стрелок, скорее всего, находился недалеко, не больше двадцати сажень от дороги. Следом за выстрелом из охотничьего ружья, вдогонку за повозкой, последовали четыре выстрела из револьвера. Они не причинили вреда. Непосредственно на этом участке река Упа делала изгиб, возле Барсуков, и вплотную подходила к дороге. Около ста сажень приходилось ехать по обрыву вдоль реки. С другой стороны дороги на небольшой возвышенности находился лесок. Вот оттуда, по всей вероятности, и стреляли. Несколько дробинок попали в левое плечо Евграфа, обжигая руку болью. Дробь попала, видимо, и в лошадь, так как от неожиданности и болевого эффекта лошадь понесла. Сыщик достал револьвер, но стрелять не стал, расстояние было слишком большим. Да и возможности не было, так как лошадь скакала, не разбирая дороги и экипаж болтало из стороны в сторону. Главным в этот момент было удержаться в повозке и не вылететь из неё на обочину. Скорее всего, именно на это и рассчитывал неизвестный стрелок. Он делал ставку на обезумевшее от страха и боли животное, которое в этот момент становится неуправляемым. Лошадь несла повозку прямо к обрыву. Кучеру с трудом удавалось держаться левой стороны дороги.

– Барин, что делать? Стреляют в нас, – закричал, испуганным голосом, ямщик.

– Не дрейфь! Держи лошадь! Тащи её в лево, от обрыва! Цмыгай, цмыгай. Сильнее, черт тебя побери, – закричал сыщик.

Тот, послушав, прилагал все усилия, чтобы остановить повозку. Натянув левую часть повода, он «пилил рот» лошади перебором поводьев, слева направо и наоборот. Наконец-то ему удалось остановиться, практически перед самым обрывом. Он выпрыгнул с экипажа и начал успокаивать лошадь, гладя её и разговаривая с ней.