Статьи в журнале "Русская Жизнь" - [27]
Однако, в соответствии с новыми общественными принципами, доходы от продажи алкоголя пополняли теперь уже не казну государства, а карманы частных предпринимателей. Правительство, наконец, освободилось от алкогольной зависимости, как, впрочем, и от многочисленных социальных обязательств, на которые у него давно уже нет денег.
Еще раньше подошла к концу история борьбы за трезвость. На уровне власти антиалкогольный дискурс сменился рассуждениями о наркотической угрозе. А просвещенное общество давно обнаружило всю тщетность попыток борьбы с пьянством. В пьянстве видят теперь культурную традицию и национальную доблесть, которой можно любоваться, гордиться или удивляться. И нет ни смысла, ни причины с этим бороться.
В преддверии последних новогодних праздников все основные телевизионные каналы проводили подробную разъяснительную кампанию по поводу того, как сохранить здоровье, несмотря на праздничный перепой, и как наиболее эффективно выходить из похмелья. По счастью зима 2007-2008 года выдалась теплой. Число людей, замерзших на улицах после праздника, оказалось не слишком высоким. Гораздо меньше, во всяком случае, чем потери от неправильного применения китайских петард и фейерверков.
От кошмара к стабильности
Художник Игорь Меглицкий
В официальных российских кругах не принято вспоминать прошлое десятилетие. Рассказывать о нем - это примерно то же самое, что вспоминать подробности позавчерашнего пьяного дебоша. Проще сразу признаться, что, мол, перепил, потерял контроль, а что было - не помню…
Если уж заходит речь (история есть история, из песни слова не выкинешь), то произошедшее с нами объясняется тем, что на первых порах руководство страны досталось дилетантам, некомпетентным людям, в лучшем случае - наивным идеалистам-западникам, которые то ли по безответственности, то ли по глупости, то ли из-за отсутствия патриотизма или еще по какой-то субъективной причине ввергли страну в катастрофу. После чего, на рубеже 2000-х, за дело взялись серьезные люди, которые все исправили, привели страну в порядок, «подняли с колен». И теперь все хорошо. Happy end.
Что делали «серьезные люди» 2000-х в течение «лихих 90-х», нам сегодня предпочитают не рассказывать. О чем см. выше. Никто ничего не помнит, а если и помнит, то нам не скажет. Потому что по-настоящему значимые политики в современной России не имеют биографии. Если на Западе (и в любом другом мало-мальски устоявшемся обществе) политическая биография является залогом доверия к политику, основой его авторитета, то у нас наоборот: для того, чтобы к представителю власти относились с доверием, он не должен иметь биографии. Государственные лидеры обречены возникать перед нами сразу и ниоткуда, как черти из коробочек.
Между тем история 1990-х годов контрастирует с нынешним периодом скорее по форме, нежели по сути. Точно так же, как политические и бюрократические лидеры сегодняшнего дня являются на самом деле выходцами из той эпохи, так и весь российский капитализм является порождением того самого недоброй памяти переходного периода. Ничего иного и быть не могло.
Советская система была в глубоком кризисе, не только потому, что массы интеллигенции хотели перемен, но в первую очередь потому, что этих перемен еще больше хотела бюрократическая элита. То, что она дала выразить подобные настроения интеллигенции вместо того, чтобы объявлять о них самой, свидетельствует лишь о мудрости и дальновидности советских чиновников. В конце концов, те, кто формулировал политику, не несли за нее даже моральной ответственности - для этого были добровольные помощники из числа писателей, интеллектуалов, артистов и просто массовых представителей «демократической общественности», которые кричали тем громче, чем меньше понимали происходящее. К ним и все претензии.
Уже в 1970-е годы, когда брежневское руководство СССР предпочло внутренним реформам курс на стимулирование потребления за счет продажи нефти, общая траектория движения стала более или менее очевидной. Советский Союз вернулся на мировой капиталистический рынок в качестве поставщика сырья и топлива, добровольно взяв на себя роль, которую обычно играли колониальные территории. Интеграция страны в капитализм, сопровождавшаяся нарастающей коррупцией и деморализацией элиты, готовила перемены на внутреннем фронте. Естественный кризис сверхцентрализованной машины бюрократического управления, раскол единой командной системы на многочисленные ведомства (централизованные и недемократические, но все менее способные к координации между собой) структурно готовил приватизацию. Падающие темпы роста, убогое потребление и постоянные жалобы интеллигенции на отсутствие творческой свободы создавали соответствующий фон снизу.
Низы действительно не хотели жить по-старому, а верхи действительно не могли по-старому управлять. Но низы не имели ни малейшего представления о том, как можно жить по-новому, более того, никто никого свергать не собирался. Не только начальная инициатива перемен исходила сверху (так бывает во время любых значительных общественных преобразований), но на протяжении всего периода перестройки и реставрации капитализма в России низы неизменно играли роль статистов, а верхи, хоть и не без трудностей, вели страну в запланированном направлении. Вопреки видимости хаоса и смуты, события 90-х являются редким в истории примером того, как, несмотря на все управленческие, политические и хозяйственные проблемы, элита сумела эффективно сохранить контроль над ситуацией. Этот контроль ни на минуту не был потерян, хотя случались и кризисы. В 1993 году потребовалось расстрелять парламент, который вздумал принимать самостоятельные решения, в 1996 году пришлось прибегнуть к шантажу, запугивая коммунистическую оппозицию, которая, впрочем, быстро поняла свое место и фактически стала играть в одной команде с властью.
