Статьи - [3]

Газовый кризис 2006 года можно интерпретировать двояко. Можно рассмотреть январские события в свете столкновения индустриальных и постиндустриальных методов принятия решений. В индустриальной парадигме действовали официальный Берлин и Соединенные Штаты Америки. Напротив, "газовщики" России и Германии, а также, что намного более удивительно, российский государственный аппарат принимали решения в логике "быстрого мира" и дипломатии реального времени. Америка, со своими ядерными авианосцами и глобальной мощью, безнадежно опаздывала с политической реакцией на события и местами выглядела смешно.

С другой стороны, можно вспомнить пакт Молотова-Риббентропа и сказать, что произошел новый "раздел Польши". Конечно, "раздел" в этот раз произошел по линии Керзона: Польша включена в германскую сферу влияния; что же касается Украины, то бывший канцлер, а ныне руководитель германской энергетики, дал ясно понять, что пока не было Украины, не было и проблем с русским газом. Имеющий уши да услышит?

В прошлый, позапрошлый и так далее "польские разделы" Россия получила больше, но надо трезво смотреть на вещи: еще три года назад вообще ни о каком "дележе" не было и речи. Да и сегодня дело не в Украине и даже не в Польше. Все гораздо серьезнее. Исторически раздел Речи Посполитой всякий раз является прелюдией к заключению русско-германского союза, который впоследствии оборачивается русско-германской войной. Это "последствие" иногда приходит буквально через несколько лет, иногда случается поколением позже. Впрочем, тот же исторический опыт доказывает, что для Германии такое развитие событий более опасно, чем для России.

Эту "картинку" можно раскрашивать в разные цвета: радоваться, что после десятилетия унижений Россия вновь обретает себя, огорчаться воссозданию "империи зла" и духа холодной войны, ужасаться "кровавому и коррумпированному преступному путинскому режиму", гордиться великолепной (без всяких натяжек) работой российской государственной машины в январском кризисе. Но с января 2006 года Россия и для друзей, и для врагов вновь является одним из мировых центров силы. Во всяком случае, в энергетике.

В течение последующих месяцев Россия примеряла новую роль. Была обнародована концепция "энергетической сверхдержавы", и было объявлено о начале программы развития ядерной энергетики страны. В это же время трудолюбиво разрабатывается концепция "суверенной демократии", в рамках которой начинается перестройка политической системы страны. Как следствие, происходит целый ряд пертурбаций: сколачивается "с миру по нитке" "Справедливая Россия", единороссы объявляют себя "партией реального действия" и быстренько придумывают доктрину, рождается и умирает законопроект "Мокрого-Жидких" (о назначаемости мэров губернаторами) – политическая жизнь бьет ключом.

Одновременно разворачиваются и другие события, более опасные. Лето 2006 года отмечено нарастанием конфликта России и Грузии. Международное общественное мнение заняло прогрузинскую позицию (правда, боюсь, не только публика, но и политики не смогли бы объяснить, в чем именно эта позиция заключалась), в России махровым цветом распустились антигрузинские настроения и между делом прикрыли казино. Из чего лично я делаю вывод, что вся "разборка" была инспирирована с целью вульгарного передела московской собственности.

Конец года отмечен двумя странными политическими убийствами. Первой жертвой стала Анна Политковская, одна из героинь эпохи перестройки. Ее, отставшую от времени на десятилетие, навсегда застрявшую в тех годах, о которых очень хочется поскорее забыть, мало кто любил. Но от "не любить" до "убить" – очень большое расстояние. Не боюсь признаться, что совершенно не понимаю мотивов убийства Политковской. Для Запада и немногочисленной российской демократически настроенной общественности все очень просто: преступный режим убирает своих противников. Но, даже оставляя в стороне моральную сторону дела, замечу, что эта гипотеза явно преувеличивает политическое значение Политковской, да и журналистов вообще. В век виртуальной реальности и Интернета журналист, даже владеющей действительно важной и эксклюзивной информацией, перестает быть субъектом политического действия, потому что понятие подлинности исчезло: компромат сейчас можно создавать из ничего и превращать в ничто. А поэтому за информацию не убивают. И за позицию не убивают тоже, потому что пространство позиций плотно и любая востребованная точка зрения обязательно будет кем-то занята.

Убивают по глупости. Но дураков и непрофессионалов в режиме чрезвычайного розыска обычно находят. Убивают из-за денег. Но Политковская в серьезных денежных делах как будто не "засвечивалась".

Проходит чуть больше месяца, и на первых страницах европейских газет начинает стремительно раскручиваться "дело Литвиненко", которое, разумеется, сразу же связывают со смертью Анны Политковской. Здесь разыгрывается уже полная фантасмагория с эпидемией радиофобии, несколькими международными скандалами, предсмертной запиской с подозрительно отточенными формулировками, вмешательством премьер-министров и парламентариев.