Статьи о Библии - [3]

Значит ли это, что Предание— вообще всё, что угодно? Разумеется, нет. Для православных Предание— это, по сути, многовековой опыт жизни Церкви. Но если Писанием мы называем книгу вполне определенного содержания, то Предание просто невозможно определить такими рамками, как невозможно ими определить, скажем, семейные традиции. Если я скажу постороннему человеку: «У нас в семье принято поступать так–то и так–то», он может меня спросить: «А где это записано?» И мне нечего будет ему ответить. Мы просто живем так…

Иерархия текстов

Нам сегодня это может показаться удивительным, но первые десятилетия Церковь жила даже без письменного Евангелия. Как отмечает евангелист Лука в самом начале своей книги, он взялся за этот труд именно потому, что уже существовало немало устных рассказов, и свое Евангелие он записал « по тщательном исследовании всего сначала» (1: 3).

Видимо, нечто подобное происходило и с Ветхим Заветом: не то чтобы Моисей, спустившись с Синайской горы, сел и написал сразу всё Пятикнижие или Исаия, получив откровение, немедленно создал свою книгу от первой до последней страницы. Такого мы нигде не найдем в самой Библии. Напротив, в ней встречаются ясные указания, что ее книги складывались постепенно. В Притчах Соломоновых, например, есть такой подзаголовок: «И это притчи Соломона, которые собрали мужи Езекии, царя Иудейского» (25: 1). Но между Соломоном и Езекией прошло более двух столетий! То есть все это время изречения Соломона существовали либо в устной форме, либо в виде каких–то отдельных документов, но не входили в единую книгу Притчей. Это можно сравнить со сборником стихов Ломоносова или Державина, впервые изданным лишь в наше время.

Таким образом, можно сказать, что Писание постепенно выкристаллизовалось в глубине Предания: наиболее важные и ценные его части были отобраны общиной верующих и включены в состав Библии, и только потом этот выбор был окончательно ограничен рамками канона.

Но это совсем не значит, что между Писанием и Преданием не может быть никакого напряжения. В тех же Евангелиях мы не раз читаем о том, как Христос обличал книжников и фарисеев, подменявших Писание «преданиями старцев» и возлагавших на людей «бремена неудобоносимые». Такое может происходить и в наши, и в любые другие времена: человеческие традиции становятся самодостаточными, порой они просто заслоняют собой все остальное.

Именно поэтому на заре Реформации отцы протестантизма отказались видеть в Предании нечто равноценное Писанию, провозгласив принцип Sola Scriptura : только Писание может быть источником вероучения для христиан. Им возражали католики: и Писание, и Предание должны быть источниками вероучения. Православное видение этого вопроса можно представить как систему, состоящую из концентрических кругов. В самом центре находится Евангелие, далее идут другие библейские книги, от актуальнейших Павловых Посланий до книг Паралипоменон. Здесь заканчивается Писание, но вовсе не заканчивается учение Церкви. Следующий круг— определения вселенских соборов и литургические тексты, затем идут творения отцов, иконы, храмовая архитектура и другие элементы Предания. В самых внешних кругах— традиции конкретных епархий и даже приходов, но они уже явно лежат за пределами Священного Предания.

Итак, можно сказать, что Писание— центральная и самая важная часть Предания, неотделимая от всего остального. Впрочем, при этом надо отличать ту его часть, которая действительно стала достоянием всей Церкви и которую смело можно назвать Священным Преданием, от разных обычаев, пусть и полезных, но не имеющих общецерковного значения. На Карфагенском соборе 257 года один из епископов заметил: «Господь сказал: Я есмь истина. Он не сказал: Я есмь обычай». Современный богослов епископ Каллист Уэр прокомментировал эти слова: «Есть разница между преданием и традициями: многие унаследованные от прошлого традиции имеют человеческую и случайную природу. Это благочестивые (или неблагочестивые) мнения, но не истинная часть Предания— основания христианской вести».

От периферии— к золотой середине

Люди, приходящие в Церковь, сначала соприкасаются с самыми внешними его слоями: «а вот наш батюшка говорит…», «а вот мне в храме сказали…». Это вполне естественно, но на этом никогда не надо останавливаться. Периферийные круги должны согласовываться с центральными: что говорит приходской священник, разумеется, важно, но еще важнее постановление Вселенского собора, а всего важнее— Евангелие. И если видишь противоречие между одним и другим, то… нет, не надо торопиться. Надо сначала задуматься.

Мы прекрасно осознаем дистанцию между нами и отцами Церкви, когда рассуждаем об их святости и о своей греховности. Но при этом многие люди говорят так, будто нет вообще никакой дистанции между их пониманием и тем, что говорили отцы, словно любое наше повторение сказанных ими слов автоматически создает духовное тождество между нами и ними. Мы можем повторять слова Писания или его авторитетнейших толкователей, но это еще не значит, что именно наше нынешнее понимание этих слов является самым правильным: нужно проникнуть в саму суть их аргументов, понять их позицию и разглядеть, насколько она применима к нашей собственной ситуации. Следование отцам не есть механическое повторение.