Статьи - [17]

Священник Светлов убеждал в истинах православия и необыкновенно скоро и бесповоротно. В первых числах января, как мы сказали, было только сделано распоряжение отослать к нему взятых одиннадцать карманщиков, а 23 того же января преосвященный епископ Платон прислал уже князю Суворову нижеследующий письменный акт их присоединения. Акт этот имеет вид расписки, а содержание его следующее:

“Мы нижеподписавшиеся рижских умерших мещан дети: Иосиф Иванов (четырнадцати лет), Василий Васильев (восьми лет), Назар Семенов (двенадцати лет), Леон Семенов (девяти лет), Татьяна Федорова (десяти лет), Екатерина Филатова (восьми лет) и Федосья (восьми лет) сим изъявляем решительное наше намерение из раскола присоединиться к православию кафолическия восточныя церкви и обещаемся быть в послушании ея всегда неизменно. Января 16 дня 1850 года. К сему показанию, вместо неграмотных вышеозначенных детей, росписался мещанин Михаил Яковлев”. Строкою ниже этого находится следующая приписка: “Кроме означенных в показании сирот, 17 января еще присоединен младенец Иоанн двух с половиною лет. Подписали: квартальный надзиратель Станкевич 2-й, свидетель орловский мещанин Федор Тиханов Дмитриев. Показание отбирали рижские благовещенския церкви: священник Сергей Светлов, дьякон Нил Назаревский и дьячок Иван Кедров”.

К довершению искренности этого “присоединения” или, как говорят раскольники, “примазывания” детей, которые 2 января были взяты, а 16 дня убеждены в своем заблуждении, в делах архива записаны на память потомству весьма странные случаи. Так, например, при присоединении этих самых, изъявивших священнику Светлову решительное намерение присоединиться к православию, детей, случилась история, о которой рижский полициймейстер, полковник Грин, 20 января 1850 <г.> за № 35, доносил, что тетка сирот Назара и Леона Семеновых, здешняя рабочая, раскольница Домна Семенова, во время присоединения несколько раз сильным образом врывалась в церковь, произнося ропот с шумом. А сестра сироты Василия Васильева, здешняя рабочая, раскольница Федосья Иванова, у церкви и при выходе из оной ее брата, идучи за ним по улицам, громко плакала.

Потом исполняющий должность рижского полициймейстера 13 февраля 1850 г. за № 87 доносил князю Суворову, что на данное помощнику квартального надзирателя поручение представить мальчика Андриана Карпова Михеева для присоединения, он рапортовал, представя Михеева и его сестру, Марфу Карпову Михееву, что “последняя, дорогою к церкви, всячески старалась брата своего отклонить от присоединения, выразив притом: “хоть и голову тебе отрежут — не поддайся”. Притом она громким плачем возбудила внимание проходящей публики, и несколько человек сопровождали ее к церкви. По прибытии на место Марфа Карпова Михеева насильно ворвалась в церковь, стала позади своего брата, произнося жалобы, и когда священник хотел приступить к обряду присоединения, Андриан Карпов сего не дозволил, так что святое миропомазание должно было оставить. По учинении такового поступка, Михеев и его сестра отведены под арест. После того Андриан Карпов Михеев объявил, что он обдумал и просил представить его священнику, что тотчас и учинено, и он без всякого помешательства присоединен. Сестра же его содержится при полиции”.

Проходит и еще семь лет. Рига все-таки остается без школ, и правительство и духовенство ничего от этого не выигрывают. Невежество и развращенность раскольничьих детей увеличиваются, воровство и бродяжничество не прекращаются, десятилетние девочки предаются самому циническому разврату, между мальчиками распространяется порок, почти неизвестный в русском народе, является мужская проституция (содомский грех). Присоединений к православию все-таки почти нет. Чиновник особых поручений прибалтийского генерал-губернатора, граф Сологуб, имя которого мы упомянули несколько выше, 24 июля 1860 года за № 5, прислал князю Суворову донесение, ходящее между раскольниками северо-западного края в тысячах списков. Мы укажем здесь только на одно место этого донесения:

“В комнату мою, — писал граф Сологуб, — ворвались крестьянин и крестьянка. С воплем и слезами кинулись они на пол и начали просить защиты против носовского священника. Сбежавшаяся семья моя не могла утешить почти ослепшую, рыдающую мать, вопиющую, что у нее отнимают детей. По сделанной мною справке, дело подтвердилось. Крестьянин деревни Ротчины, Осип Васильев Дектянников, хотя и утверждает, что он родился от родителей, всегда бывших в расколе, но записан по метрическим книгам дерптской Успенской церкви родившимся в 1810 г. и крещенным в православии.

Это послужило поводом, что чрез 47 лет, т. е. в 1857 г., дети его были вытребованы к увещанию, по представлению носовского священника. Детей было трое: Иван 16 лет, Василий 13 и Андрей одного года. Старший, немый и подверженный эпилептическим припадкам, оставлен в покое, но Василий и еще неразумный Андрей были перекрещены. Последний очевидно не мог понять, что с ним сделали, но тринадцатилетний Василий тотчас же кинулся в реку”.

Эти и другие, сему подобные и еще большие, безобразия чиновник граф Сологуб весьма логично и резонно объяснял невежеством раскола, поддерживаемым упразднением школ и отсутствием всякой логической системы в администрации раскола. Граф Сологуб, видевший все это на месте, поднял свой голос не только за полезность дарования раскольникам права возобновить закрытые у них школы, но даже представил необходимость введения обязательного обучения между раскольниками. Вслед за сим мнение графа Сологуба поддерживал другой чиновник прибалтийского генерал-губернатора, г. Шмидт. Донесение Шмидта, о котором мы будем говорить ниже, неизвестно раскольникам; но все, что писал о них граф Сологуб, они знают; донесение его, как выше сказано, распространено между раскольниками северо-западного края во множестве списков и пользуется обширною популярностию. Мысли и мнения графа Сологуба пришлись по нраву лучшим людям раскола, и с того времени в раскольниках снова начинает бродить мысль просить у правительства разрешения устроить у себя школы; а вслед за тем начинается целый длинный ряд просьб и ходатайств, целию которых было добиться, во что бы то ни стало, права поучить своих детей. С этих пор начинается, так сказать, новая эпоха искания школ старообрядцами, и одновременно с тем, в ожидании просимого разрешения, то там, то сям открываются по местам секретные школы, окутанные от призора очес таинственностию. Переходим ко второй эпохе искания школ.