Статьи и воспоминания - [25]

Впечатления моего детства и юности, связанные с восприятием стихии кавказского мелоса, наложились затем на глубокое изучение русской классической музыки в Московской консерватории. Я считаю, что как композитор я формировался, опираясь на эти две музыкальные культуры.

Педагогический путь — отнюдь не единственный в «диффузии» национальных музыкальных культур. Велико значение музыкальных дней дружбы, декад, музыкальных весен, систематических творческих рапортов и фестивалей, которые проводятся во всех без исключения республиках и краях Советской страны: украинцы едут в Узбекистан, литовцы — в Россию, белорусы — в Молдавию, татары — в Москву. Закавказье показывает в других республиках музыку Армении, Азербайджана и Грузии. В театрах национальных республик ставятся русские оперы и балеты, а в русских — национальные.

Велико значение и музыкально-пропагандистской работы русских композиторов в национальных республиках: Рейнгольда Глиэра и Сергея Василенко, Николая Пейко, Михаила Раухвергера, Владимира Власова и Владимира Фере. Такая же красноречивая картина — в концертных залах. Во время музыкальных фестивалей происходят интересные встречи композиторов-«хозяев» и музыкантов-«гостей», завязываются жаркие дискуссии, споры. Поздравления и похвалы сменяются острой принципиальной критикой, серьезным разговором о замыслах и воплощениях, путях и поисках национальной музыки. Этим же вопросам посвящаются пленумы и съезды композиторов СССР, Российской Федерации, национальных республик. Все это вместе способствует взаимному обогащению музыкальных культур и композиторских школ.

Но эта «диффузия», это взаимопроникновение музыкальных культур касается не только музыки народов СССР. Мы учимся у передовых композиторов других стран, и они тоже учатся у нас. Лучшие традиции зарубежного музыкального опыта мы стараемся перенять, но не сомневаемся и в том, что опыт наших лучших композиторов перенимают на Западе. Так, влияние на Западе Шостаковича, Прокофьева и некоторых других советских композиторов вне сомнений.

Вновь возвращаясь к взаимосвязям русской и армянской музыкальной культуры, мне хотелось бы отметить, что, наряду со значительным влиянием Чайковского, Мусоргского и Прокофьева на творчество армянских композиторов, весьма ощутимо изучение ими творческого опыта Белы Бартока, Леоша Яначека и других зарубежных композиторов (не говоря уже о классиках прошлого века). Так же естественно влияние Шостаковича-учителя на творчество его ученика — азербайджанца Кара Караева.

Конечно, говоря о всех этих влияниях, я имею в виду не мелодический строй, а композиционные приемы, характер развития материала, подготовки кульминации...

Мне казалось бы полезным вспомнить, например, и о благородной и бесценной в музыкальном отношении работе грузинского композитора Аракишвили — собирателя русских народных песен — в Музыкально-этнографической комиссии, о своеобразном претворении русских народных мелодий в произведениях Спендиарова. Можно было бы привести много примеров влияния интонаций Советского Востока на творчество крупных русских композиторов. Мне, например, кажется, что такое влияние можно ощутить даже в Восьмой симфонии Дмитрия Шостаковича.

Хочу привести несколько слов, написанных двадцать лет назад замечательным русским писателем Александром Фадеевым. Думается, они тоже в известной степени подтверждают основную мысль, которой посвящена эта статья. Познакомившись с музыкой моего балета «Гаянэ», Александр Александрович писал мне, что танцы из «Гаянэ» звучали для него уже как нечто такое, с чем он вырос и сформировался. Я, армянин, горжусь этим признанием.

«Советская Татария», 1966, 27 января

Посвящение Октябрю

В этот год, исторический 1967 год, каждый день особенно весом и необычен. Каждый день поверяешь полустолетием жизни страны, жизни народа и, естественно, всем опытом своей жизни. Знаменательная дата заставляет внутренне подтянуться, еще и еще раз заглянуть в себя и спросить: чиста ли твоя совесть художника? Все ли сделано от тебя зависящее, чтобы оправдать доверие, внимание народа? Не отстаешь ли от темпа своей эпохи? И тогда не только вспоминаешь пройденный путь, не только подводишь итоги, но и намечаешь очередные рубежи и, начиная следующий день, мечтаешь, чтобы был он плодотворнее, насыщеннее предыдущего, чтобы принес он новые творческие достижения. Ведь время такое, что особенно остро чувствуешь его неумолимый бег, все глубже познаешь истинную меру вещей — радостей и горестей, все больше учишься ценить добрые человеческие побуждения, искренность чувств.

Но — не буду скрывать — бывает, что начинаешь «ворчать», когда видишь, что дело могло бы делаться значительно лучше, когда сталкиваешься с несправедливостью. Надеюсь, что меня правильно поймут: такое «ворчание» и такой гнев — не от раздраженности, а от стремления видеть утвержденными священные устои нашей жизни. А здесь неотделимо одно от другого: утверждая новое, хорошее, обязательно борешься с чем-то старым и плохим...

*

...Все время думаю: прав ли я, говоря, что у меня совесть нечиста, когда я держу ответ перед самим собой за свою творческую работу, когда в масштабах великого пятидесятилетия держат «экзамен на прочность» мои сочинения.