Статьи и интервью, 1995-2000 гг. - [10]

Однако система, сводящая первостепенные функции ко второстепенным, ограничивающая все богатство возможностей человека узкими задачами homo economicus, неизбежно порождает внутри себя невыносимое напряжение. Она постоянно подрывает собственную возможность к воспроизводству. Великий секрет капиталистической системы состоит в том, что она (в отличие от традиционных обществ) не является самодостаточной. Это, кстати, является и одной из причин невероятного динамизма капиталистической экономики. Надо идти вперед, чтобы не погибнуть. Рост позволяет снимать или смягчать противоречия, которые иначе взорвали бы общество изнутри. Экономика должна развиваться, иначе она рухнет. Однако постоянный рост невозможен, тем более, что ему препятствуют противоречия самой системы.

«Чистый» и «полный» капитализм в короткий срок пришел бы к саморазрушению. Именно потому, с ранних этапов своего развития капитализм нуждался во внешних стабилизаторах. Роза Люксембург показала, какую важную роль для поддержания равновесия капитализма сыграло вовлечение в мировую систему некапиталистической периферии, где так и не сложилось полноценное буржуазное общество. В самих странах «центра» институты и традиции, оставшиеся в наследство от феодализма, играли не менее важную роль. Монархия, английская обуржуазившаяся аристократия, академические учреждения, христианская религия, конфуцианская «семья» на Востоке - все это было не только наследием прошлого, но и гарантией стабильности в будущем.

Британский исследователь Уилл Хаттон великолепно почувствовал, насколько буржуазный порядок зависит от традиционных институтов. Капитализму, подчеркивает он, необходимы не только прибыль, но и «социальные и политические ограничения», вне рамок которых он вообще не может развиваться20. Протестантская этика также была не только идеологией поощрения личного успеха, но в не меньшей степени «источником совместных усилий». В развитии капитализма на континенте также сыграли огромную роль до-буржуазные традиции: прусская традиция дисциплины и государственного регулирования, католическая традиция солидарности, наконец, средневековые традиции самоуправления и «коммунитарности» 21.

Сила протестантской этики была как раз в том, что, будучи буржуазной, она была одновременно и традиционной. Но по мере модернизации старые институты ослабевали или обуржуазивались до такой степени, что уже не могли эффективно играть свою компенсирующую роль. Их место постепенно занимало рабочее движение. Потенциальные могильщики капитализма одновременно оказывались его опорой. Новые подпорки капитализм нашел не в институтах, доставшихся от прошлого, а в самом зарождавшемся будущем: Welfare state, социал-демократия и New Deal22.

Нуждаясь в реформах, капитализм одновременно постоянно вынужден сдерживать их, чтобы процесс не вышел за рамки «допустимого», а также ликвидировать результаты этих реформ всякий раз, когда в них исчезает непосредственная необходимость. Нео-либеральная волна свидетельствует не только о том, что социал-демократические реформы не смогли фундаментально изменить капитализм и в конечном счете были им побеждены, но и о том, что в них заключался определенный (как правило, нереализованный) потенциал системных преобразований. Именно поэтому многие институты Welfare State были демонтированы.

Социализм смог сыграть огромную роль в совершенствовании капитализма именно в силу своей антикапиталистической сущности. Если бы социализм не был реальной альтернативой, не имел собственной экономической и социальной логики, на основе которой в самом деле возможно создать новое общество, он не мог бы и выработать идей и подходов, пригодных для успешных преобразований. Реформирование системы нуждалось во внешнем идеологическом импульсе. Если социалистическая идеология перестала быть принципиально альтернативной капитализму, если рабочее движение утратило способность к агрессивному поведению и не способно к решительной борьбе против буржуазии, то оно никого и ничто укротить не сможет. Без классовой ненависти не было бы никаких социальных реформ, социального партнерства. Вообще, партнерство порождено вовсе не взаимными симпатиями партнеров, а пониманием того, что отказ от сотрудничества может привести к катастрофическим последствиям.

Главным козырем «нового реализма» с точки зрения его идеологов является способность людей, вооружившихся подобными идеями, придти к власти. Именно в этом суть политической культуры, благодаря которой во главе лейбористской партии оказался Тони Блейр. «Длительное пребывание в оппозиции объединило партию вокруг единственной цели: вернуть власть любой ценой», отмечает Сассун23. Когда цель эта была достигнута, встал вопрос: что дальше? Это было, по признанию Сассуна, неясно даже для многих сторонников «нового реализма»: «Одно дело - говорить о необходимости обновления, другое дело - знать, куда идти. Без этого призыв к новациям выглядит не особенно убедительным», признается английский историк24. Тем не менее он ни минуты не сомневается в том, что избранный курс правильный, куда бы он ни вел.