Статьи 2 - [10]

— Демократия — всего лишь форма правления, известная очень давно, практически с начала традиционной фазы. Уже Аристотель в этой проблеме разобрался досконально. Он рассмотрел три основные формы правления: демократия — власть народа, аристократия — власть лучших и монархия — власть мудрого правителя. И он же впервые указал, что все три формации имеют обязательную тенденцию развития: демократия неизбежно вырождается в охлократию, аристократия — в олигархию, а монархия — в тиранию. Позднее, в кружке Сципиона Африканского в Риме, обсуждалась тема комбинации этих форм управления. И они пришли к выводу, что система управления Рима уже включала в себя все три элемента. С одной стороны, власть консулов — практически царская. В критической ситуации консула может заменить диктатор с полномочиями по условиям военного времени. Кстати, Цезарь был диктатором, а не императором, как это ошибочно утверждается. Иными словами, есть царская власть — либо консул, либо диктатор. Есть сенат, представляющий собой аристократическую ветвь управления, и есть народное собрание, выбирающее консулов и прочих иерархов, включая и самое высшее лицо в Риме, то есть цензора. Это был человек, имевший право из списков сословий, начиная с сената, исключать людей за поведение, не достойное данного сословия.

— То есть высший моральный авторитет?

— Кандидат в цензоры должен в обязательном порядке пройти все ступени госуправления, включая и консульство, оставив по себе хорошую память. Звание цензора — это высшая почесть, какой можно было достичь в Риме. Все эти ветви власти складывались в сложную систему сдержек и противовесов, но и она со временем развалилась — как раз по той схеме, которую предсказал Аристотель, а именно: демократия переросла в охлократию и тут же столкнулась с сенатом. Консулы потеряли власть, которую перехватили полководцы, ставшие императорами.

— Даже эта система оказалась нестабильна?

— Причем принципиально нестабильна. И дело не в том, что люди плохие или институты негодные. Проблема в другом. Что такое вообще управление? Вот есть некая социум-система, которая живет тем, что преобразует информацию в полезный для жизни ресурс. Это происходит в четыре этапа: присвоение информации — познание, воспроизводство информации — обучение, превращение информации в другие формы ресурсов — производство или экономика, собственно управление — структурирование и упорядочивание информации. Социум-систем без управления не бывает, в какую бы глухую древность мы ни ушли. Инструментом управления становится группа людей, которая считает себя вправе выступать от имени социума. То есть находится кто-то, кто говорит: я буду вашим кандидатом, и я поведу вас туда-то и туда-то. Сам механизм управления сводится к двум информационным каналам: директивному, по которому правитель передает распоряжения, и индикативному, по которому докладывается о том, что происходит в обществе. Между двумя этими объектами существует информационный усилитель — государственный аппарат. Если он работает в спокойной обстановке, то есть ему ничто не угрожает и росту его численности ничто не препятствует, то он спокойно занимается трансляцией информации туда-обратно, как умеет. Именно как умеет, потому что, сколько бы мы ни включили в аппарат новых людей, все равно наступит момент, когда он захлебнется информацией. Вот мой любимый пример из истории позднего Третьего рейха: последнее совещание по перспективной модели истребителя проводилось в марте 45?го, модель требовала доработки, и было решено собраться в сентябре. Это выглядит смешно, но именно это происходит сейчас в России и любой другой стране — везде то же самое, потому что на аппарат сваливаются проблемы, на обработку информации по которым у него объективно нет времени.

— А что же пользователи директивного канала?

— Они живут своей жизнью. Это, как мы сказали, ряд людей, следовательно, ряд неэквивалентов, несовпадающих позиций. И с распадом единого родового канала восприятия на индивидуальные человеческие каналы и появлением информационного метаболизма в управленческом механизме неизбежно возникают партии. Под партиями я имею в виду «часть целого». При этом каждая партия прекрасно понимает, что она — часть, и не выражает позицию в целом. Возникает противоречие, которое, по третьему закону диалектики, не может исчезнуть, но развивается и усиливается. В итоге, каковы бы ни были первоначальные отношения между партиями, наступает момент, когда различия в позициях становятся для них важнее, чем единство. Они теряют картинку единого общества. И с этого момента партийная борьба переходит в гражданскую — в любой общественной формации. При этом чем быстрее вы развиваетесь, тем скорее нарастают противоречия в слое управленцев и тем быстрее наступает эпоха гражданских войн. Возьмите историю Франции, это прекрасная иллюстрация: 1789, 1830, 1848, 1870?й. В 1914?м, правда, вместо гражданской случилась мировая. Можно сказать, повезло. Ну, и дальше: 1948?й, 1968?й.

— Обострение противоречий?

— Обострение противоречий, выражающееся гражданской войной. И практически всегда эти войны заканчиваются приходом диктатора. Что же он делает? Поскольку война сжигает накопленную разность потенциалов в обществе, оно резко упрощается. А раз оно упростилось, снова возникает возможность интегрировать всех в единый тоннель реальности. Это и делают приходящие диктаторы. Причем не важно, будет ли это император Наполеон или генерал де Голль. Формально у них были разные позиции, но реально они делали одну и ту же работу: восстанавливали тоннель реальности. Так вот: сегодня этот, казалось бы, универсальный алгоритм уже не работает. Почему? Потому что в какой-то момент элита сообразила, что всякая политическая борьба рано или поздно переходит в стадию гражданской войны, разрушая государственность с последующей ее реконструкцией. Но уже на другом уровне и чаще всего — с другими элитами.