Статьи, 1988-1991 - [50]

Наконец, все шесть лет демократы настойчиво разрушали тот принцип, в котором заключается сама сущность государства — право и обязанность власти (и только власти!) применять насилие. Теперь для наших политиков Маркс перестал быть авторитетом, а других книг они не читали. Не будем торопить события и обращаться к марксизму. Возьмем противника Маркса, крупнейшего исследователя современного государства Макса Вебера. Вот его определение: «Современное государство есть организованный по типу учреждения союз господства, который добился успеха в монополизации легитимного физического насилия как средства господства и с этой целью объединил вещественные средства предприятия в руках своих руководителей».

Другими словами, физическое насилие государства, осуществляемое через учреждения (а не по произволу функционеров), является законным. Государство, чтобы быть таковым, должно охранять свою монополию на насилие и допускать распоряжение оружием («вещественными средствами») лишь высшими руководителями.

Значит ли это, что Макс Вебер, а вслед за ним я и миллионы здравомыслящих людей радуются государственному насилию? Нисколько. И я, и эти люди интуитивно или на опыте знают, а Вебер это показал теоретически, что там, где государство отказывается от этой своей тяжелой обязанности, право на насилие захватывают другие силы. И это будет несравненно страшнее. Если власти хоть на короткий срок выпускают монополию на использование этого ужасного средства, вернуть ее становится очень трудно — государство рассыпается, из него вынимается главный его корень.

Но ведь идеологическим лейтмотивом всей перестройки с самого начала было снятие легитимности, законности насилия как средства государственной власти. Именно на это была направлена весьма примитивная на первый взгляд антисталинская кампания, кампания против правоохранительных органов, а затем и против армии. А под этой дымовой завесой лишили государство монополии на насилие. Так с разными оправданиями (для защиты от рэкета, от «кованого сапога военщины», от боевиков соседнего этноса и т.д.) возникли внегосударственные союзы господства с помощью насилия. И примечательно, что все эти вооруженные формирования стремятся в глазах населения стать как можно скорее «как бы государственными» — они сразу же появляются в форме. Вид единой формы оказывает на подсознание огромное воздействие, придавая даже банде статус почти законной силы (видимо, впервые в полной мере это понял Гитлер, выведя фашистов на улицу в одинаковых коричневых рубашках). Перестройка — явление из ряда вон выходящее и в этом смысле. Здесь боевики даже крайне антисоветской ориентации устанавливают свою власть на улице не просто в форме а, практически, в советской форме, используя полученное с государственных складов обмундирование. Это не просто действует на подсознание, а вызывает шок — расщепление сознания. Строго говоря, это само по себе является преступлением, и по международным конвенциям использование на войне чужой формы карается смертью.

Если целью демократов был приход к власти, всю эту стратегию перестройки следует считать глубоко ошибочной. Так можно было получить лишь иллюзию власти, которая скоро лопнет как мыльный пузырь. Реальным результатом является просто разрушение государственности. А это — вольное или невольное преступление перед обществом, ибо сложное индустриальное общество без эффективного государственного механизма выжить не может, и одичание в нем происходит очень быстро. В этом смысле аграрное общество несравненно устойчивее.

Государство — огромная и сложная машина, которую строило множество поколений наших народов, высшее достижение цивилизации, которое с такой кровью и конвульсиями было восстановлено после гражданской войны, практически уничтожено. Его восстановление неизбежно, хотя оно опять будет стоить огромных лишений и человеческих жертв. Но сейчас не видно и силы, которая сможет взять на себя эту задачу. Если бы за это взялись демократы, они искупили бы часть вины — но у них пока не наблюдается и понимания того, что они натворили. Одна выдача Парфенова латвийским спецслужбам — событие огромной важности, еще не оцененное во всей его разрушительной силе.25 Оно фактически освободило правоохранительные органы от присяги правительству РСФСР (что, по сути, и сказали посланные в Чечено-Ингушетию солдаты дивизии им. Дзержинского).

Поговорим о том, что ждет нас, жителей страны, и что мы можем сделать.

Судя по всему, восстановить монополию на насилие государство быстро не сможет. Во всяком случае, никаких признаков осознания сути происходящего в среде политиков не наблюдается. Более того, ради сиюминутных политических интересов открываются арсеналы разлагающегося государства для вооружения действительных (или мнимых!) союзников то одной, то другой политической клики. Поиск денег КПСС, конечно, захватывающий детектив. И на фоне такого важного дела недосуг выяснить, кто раскрыл склады и вооружает рекрутов грядущих гражданских войн.

Но, пожалуй, самое страшное в том, что на свою долю фактически узаконенного насилия все громче претендует