Стать бессмертным - [33]

— Почему это именно мы? — удивился Евгений Иванович, — чем-то они хуже?

— А мы войну помним, — сказал Илья, — тех, кто после войны родился испугать чем-то очень сложно. Я-то сам очень долго поверить в это дело до конца не мог. Утром проснусь, бывало, посмотрю в окно, на небо синее-синее, и думаю, чушь это всё собачья, а как спущусь в свою нору, как посмотрю за свои приборы, и опять начинаю верить в него, в этот чёртов апокалипсис…

Илья вскочил со своего кресла и зашагал по комнате.

— Короче, у нас тут есть довольно глубокая шахта, мы называем её «Аверн» — там моя лаборатория находится. Ты думаешь, почему, я так одеваюсь? Да мне здесь, наверху холодно, привык я там жить, понимаешь… Там тепло, думается очень хорошо, ах как там волшебно думается!

— Извини, а что такое Аверн? — спросил Евгений Иванович.

— А, очень просто! Надо было как-то назвать проект, а ничего умного в голову не лезло, одни терранавты с террапроходцами — чушь, короче. Долго мы с ребятами котелки ломали, пока один наш молодой сотрудник в словаре не нашёл: «Facilis descensus Averni», то есть: «Лёгок путь через Аверн» — Авернское озеро в Италии, которое находится в кратере вулкана, считалось преддверием подземного царства Аида. Вот мы и решили назвать проект «Аверн». Как тебе, ничего?

— Немного претенциозно, тебе не кажется?

— В самый раз, старик, в самый раз… Так вот, выбор у нас остаётся небогатый. Либо соорудить подземное царство для всех, либо, — Илья хитро прищурил здоровый глаз, — перебраться на какую-нибудь другую планету, но это только для избранных…

Мало того, что вещи, о которых рассказывал Илья, были, мягко выражаясь, нереальными, говорил он про них крайне сбивчиво и непоследовательно. Перескакивая с места на место, то, забегая далеко вперёд, то, внезапно возвращаясь обратно, Илья ухитрился соорудить у Евгения Ивановича в голове полнейшую кашу из исторических фактов, слухов, смелых инженерных проектов, и своих личных ощущений и переживаний. Евгений Иванович окончательно перестал следить за тем, что говорит Илья, когда за окном стало темно. А он всё говорил, говорил и говорил…

— Деньги, понимаешь, Женя, это же огромные деньги, — говорил Илья, описывая в воздухе руками круги, — нам одним с этим делом не справиться, я тридцать лет строю тоннели и знаю, о чём говорю! А это значит, международное сотрудничество, будь оно неладно… Понял, да? До меня это тоже не сразу дошло. Точно помню, когда, два года назад, весной, ранним утром я проснулся и всё понял — кто-то хочет спасти нас, понимаешь? Не мы сами себя хотим спасти, а кто-то другой, извне. Мы, люди, на такое не способны, мы можем только разрушать…

Илья вдруг замолчал и склонил голову, и Евгений Иванович увидел среди спутанных седых волос тонзурку в форме почти идеально ровного круга.

— Пойдём работать ко мне, а? — сказал вдруг Илья, не поднимая головы. — Я о тебе все сведения собрал, твоей квалификации хватит, и деньги тут немаленькие. И с жильём поможем. Пойдём, а?

— Знаешь, Илья, — ответил Евгений Иванович, которому этот разговор уже порядком надоел, — у меня сейчас не самая лучшая полоса. И в личном плане и в профессиональном. И ещё, знаешь, я, кажется… кажется, я серьёзно болен…

Илья поднял голову и грустно посмотрел на Евгения Ивановича.

— Как знаешь, Жень. Но если надумаешь, звони. — И Илья протянул Евгению Ивановичу редкую в те годы штуку — визитную карточку, заполненную, почему-то, на английском языке. — В жизни всё очень меняется быстро, если, конечно хотеть жить…

Евгений Иванович, не глядя, убрал её в карман и поспешил раскланяться. Он не поверил ни единому слову своего фронтового друга. Всё это казалось дурацкой сказкой для взрослых, вроде того, что тогда печатали в «Технике молодёжи» и прочем опиуме для народа.

13. Алексей Цейслер. Лекция

— Роман с девушкой лучше всего начинать летом и лучше всего на Юге. Практика показывает, что он, роман, летом развивается примерно в четыре с половиной раза быстрее, чем, скажем, зимой. Но есть подвох, дорогие мои обалдуи — роман, начатый летом, словно тепличное растение, замёрзнет и умрёт с наступлением холодов. Бывают, конечно, исключения, но это редкость, большая редкость. Дело конечно не в том, что девушкам не очень хочется наблюдать своего загорелого любовника в дублёнке, вязаной шапочке с помпоном и ботинках с соляными разводами. Это самое тупое объяснение. Дело в другом. Дело в осени!

По залу прокатывается недобрый ропоток.

— Да, да! Именно в ней! Осень гораздо опаснее, чем зима. Парадокс? Отнюдь…

Лектор отхлёбывает из пластикового стаканчика, сминает его, затем выбрасывает в плетёное мусорное ведро, справа от кафедры, где уже находится десяток таких же.

— Осенью всё умирает. Абсолютно всё! — окрепшим голосом продолжает он. — Природа, надежды, нервные клетки! Из носа вытекают последние мозги. Ноги мокрые, учиться надо, денег ни фига нет, какая уж тут любовь. Так?

Аудитория понимающе кивает.

— Вот Зима — другое дело. Очень благоприятное время, чтобы начать роман. Знаете, почему?

— Потому что после зимы будет весна? — отвечает ему кто-то из зала.

— Нет, охламоны! Просто зима — самое романтичное время года. Правда, чтобы это прочувствовать, надо иметь соответствующий темперамент, другими словами, подходит оно только для любителей платонических отношений. Посудите сами, сколько нужно фантазии, чтобы разглядеть прелести под пушистой шубкой и терпения, чтобы дождаться, когда же, наконец, предмет обожания перестанет в эту шубку закутываться…