Старый вождь Мшланга - [2]

Именно это, исподволь внушённое сознание опасности либо подстерегающей тебя неприятности позволяло громко, грубо насмехаться над слугой, коверкавшим английские слова или не сразу понявшим, что ему приказано делать: есть такой вид смеха, за которым скрывается боязнь выдать свой страх.

…Мне было лет четырнадцать, когда однажды, под вечер, я отправилась на прогулку по направлению к свежевспаханному кукурузному полю. Большие красные комья земли, казалось, шевелились и перекатывались по ту сторону, к низине, напоминая волнующееся красное море. Был тот тихий, насторожённый час, когда под купами деревьев разносятся протяжные и печальные голоса птиц и все краски земли, неба и листвы густеют, словно пронизанные золотом заката. За плечом у меня было ружьё, собаки шли следом.

Приблизительно в двухстах ярдах от меня, у большого муравейника, показались трое негров. Я свистнула собак, чтобы они держались ближе ко мне, и, плотнее прижав ружьё, шла вперёд, ожидая, что негры, как и подобает им, уступят мне дорогу. Но они невозмутимо продолжали свой путь, и мои собаки напряжённо ждали команды, чтобы наброситься на них. Я рассердилась. Со стороны чёрных это была наглость — они обязаны немедленно уступать дорогу белому, как только его заметят.

Впереди, тяжело опираясь на посох, шагал старик. Волосы у него были совсем седые, кусок тёмнокрасной ткани ниспадал с его плеч, как мантия. За ним следовали два молодых негра, нёсшие связки дротиков и топориков.

Это были не обычные прохожие. Они не походили на туземцев, которые ищут работы. Такой вид бывает у людей, которые с полным сознанием собственного достоинства спокойно идут по своим делам. Именно достоинство их осанки поразило меня, заставило прикусить язык. Тихо увещевая собак, я медленно шла навстречу неграм, пока не очутилась шагах в десяти от них. Тогда старик остановился и плотнее запахнул свою мантию.

— Доброе утро, Нкосикаас, — сказал он, употребляя привычную у туземцев форму приветствия, пригодную, по их мнению, для любого времени дня.

— Здравствуйте, — ответила я. — Куда вы идёте?

Голос мой звучал несколько вызывающе.

Старик заговорил на своём языке; тогда один из юношей услужливо шагнул вперёд и сказал, тщательно подбирая английские слова:

— Мой вождь собрался навестить своих братьев на той стороне реки.

«Вождь!» — подумала я, и мне стало понятно, почему так гордо, как равный, стоял передо мной старик, — нет, он был выше, потому что, в отличие от меня, проявил учтивость.

Держась с таким достоинством, которое могло быть только врождённым, старик снова заговорил, попрежнему стоя в десяти шагах от меня, охраняемый с обеих сторон своими спутниками. Он глядел не на меня (это было бы невежливо), взгляд его был устремлён куда-то поверх моей головы, на деревья.

— Вы — маленькая Нкосикаас с фермы бааса Джордана?

— Правильно, — подтвердила я.

— Вероятно, ваш отец уже забыл, — сказал от имени старика переводчик, — но тут был один случай с козами, я вспоминаю, что видел вас, когда вы были вот такой…

Юноша дотронулся рукой до своего колена и улыбнулся. Мы все заулыбались.

— Как ваше имя? — спросила я.

— Это вождь Мшланга, — ответил юноша.

— Я расскажу отцу, что встретила вас, — пообещала я.

— Передайте привет вашему отцу, маленькая Нкосикаас, — сказал старик.

— До свидания, — вежливо попрощалась я, хотя с непривычки вежливость мне давалась с трудом.

— Доброе утро, маленькая Нкосикаас. — Старик шагнул в сторону, чтобы пропустить меня.

Я пошла дальше, свисавшее с плеча ружьё мешало мне, злобно рычали собаки, обманутые в своих ожиданиях, — не состоялась их любимая игра: травить туземцев, как зверей.

Вскоре после этой встречи я прочитала в книге одного старого путешественника выражение: «Страна вождя Мшланга». Вот как там было написано: «Целью нашего путешествия была страна вождя Мшланга, расположенная к северу от реки; мы хотели попросить у него разрешения искать золото на его территории».

Белой девочке, которую приучили смотреть на каждого негра, как на вещь домашнего обихода, слова «просить у него разрешения» показались такими необычными, что снова перед нею возникли вопросы, которые, как оказывается, нельзя было заглушить: они медленно зрели в её уме.

Потом произошёл такой случай. К нам на ферму зашёл старик-золотоискатель, один из тех, которые до сих пор ещё рыщут по Африке с киркой, палаткой и лотком для промывки золота, выискивая заброшенные жилы. Беседуя с отцом о минувших днях, он тоже употребил выражение «страна старого вождя». «Она простиралась от тех гор до самой реки — на сотни миль», — сказал он.

«Страна старого вождя» — вот как он называл нашу местность; совсем не по-нашему, потому что в новом её названии не содержалось и намёка на чью-то незаконно присвоенную собственность.

Прочитав ещё несколько книг, описывавших открытие этой части Африки, то есть то, что было лет пятьдесят тому назад, я обнаружила, что старый вождь Мшланга был знаменитый человек, известный всем путешественникам и золотоискателям. Но тогда он был молод; или, быть может, разговор шёл о его отце или дяде — это мне выяснить не удалось.