Старый причал - [15]

И засмеялись оба.

Эмин подошел к щитку, чуть помедлив, включил рубильник. Заурчал, мгновенно набирая обороты, мотор насоса.

— Слушай, а ведь работает, а? — крикнула, перекрывая шум, Халида.

Эмин молча подмял вверх большой палец.

Во дворе появился Омароглу. Подошел к ним, послушал, как работает насос.

— А где кожух достали? — спросил председатель.

Эмин опустил рубильник. Мотор постепенно стих.

— Точно говорят в народе: если богатый человек с обновкой, все поздравляют. Если бедный — обязательно спросят, где взял. Халида, спасибо ей, сделала кожухи лучше заводских.

— А где я возьму деньги сверхурочные вам платить? — смущенно улыбаясь, спросил Омароглу.

— За деньги, председатель, я в такой собачий холод не стала бы здесь возиться, — нахмурилась Халида. — Ладно, я пошла домой.

Они проводили взглядом ее рослую фигуру.

— Что, механик, совсем уже не уважаешь меня?

— Я думаю, ты сам себя меньше стал уважать, — негромко отозвался Эмин. — Ты ведь не боязливый человек, а тут по течению поплыл. А надо было действовать, доказывать, что нельзя сразу свертывать табак и овощи… Да ты сам все понимаешь…

— А ты думаешь, очень легко действовать? Или ты думаешь, Сабит Омароглу за место свое боится? Я крестьянин, погонят с председателей — лопату везде найду.

— Лопата здесь ни при чем. Ты руководитель и, прости, отвечаешь не только за себя. Начинать здесь надо было с мертвых земель.

И снова настало лето. Жаркое светило солнце. На реке с веселым визгом целыми днями напролет плескалась деревенская детвора.

На полях, сколько хватало глаза засаженных виноградом, шла напряженная работа. Крестьяне поднимали лозу на шпалеры, подрезали ее, вскапывали междурядья.

Ильяс-киши ходил по междурядьям, присматривался к работе, иногда подправлял лозу, подвязывал.

На середине плантации столкнулся с председателем.

— Ну что скажешь, Ильяс-киши, ведь все принялись!

Ильяс-киши задумчиво тронул лозу, помолчал, потом отозвался:

— Э-эх, Сабит, если бы можно было сразу шагнуть на четыре года вперед. Трудно придется, сынок, очень трудно.

Амина спала в своей комнате. Разбудил ее какой-то шум. Она встала, подошла к окну, шире распахнула его.

Откуда-то со стороны реки доносился постепенно нарастающий шум. Амина быстро натянула па себя платье и выскочила из комнаты.

Ильяс спал на эйване. Амина наклонилась к нему, тронула за плечо:

— Проспись, что-то происходит на реке. Кажется, вода поднимается…

Река взбесилась. В предрассветной мгле было видно, как бурливая мутная вода несет какие-то обломки, вырванные деревья, мусор. На самой стремнине крутило пустую лодку. Началось наводнение. Вода стремительно прибывала.

Люди, всей деревней вышедшие на берег, молча отступали перед разливающейся рекой.

А она уже затопила старый паромный причал, чуть ли не до половины скрыла ветхий домишко, чахлый прибрежный кустарник. И поднималась все выше, дальше, подбиралась к полям…

Тут сила реки словно бы пошла на убыль. Мрачный как туча Омароглу шлепал в высоких резиновых сапогах по воде, замеряя в разных местах уровень воды.

— Уже час, как стоит на этой отметке, — сказал он подошедшему Эмину.

— Думаешь, дальше не пойдет?

— Если бы я знал… Самое страшное, что ничего сделать нельзя. Стой и смотри. Ты понимаешь, что будет со всем этим, — он сделал жест рукой в сторону виноградников, — если вода дальше полезет?

Они повернулись к полям. Молча смотрели на ровные ряды зеленеющих виноградников.

— Ладно, пошли отсюда, нечего зря нервы трепать, — сказал Омароглу и первым пошел через поле.

…А через час хлынул ливень. И вода резко поднялась и обрушилась на виноградники.

Омароглу сидел за столом в своем кабинете, неотрывно смотрел в одну точку перед собой.

Отворилась дверь. Вошел Ильяс-киши, стал на пороге.

— Сейчас не время сидеть, Сабит.

Председатель медленно перевёл на него взгляд.

— Мне страшно туда идти, — тихо ответил он. — Целый год труда впустую, целый год… А до твоих земель вода не дошла, сухие стоят. Так что, считай, ты меня на обе лопатки положил…

— Разве я боролся с тобой, Сабит? И разве об этом сейчас надо говорить?

— Знал бы ты, Ильяс-ами, как тяжело, никогда так не было. Что делать?

— А что всегда делает крестьянин, когда приходит трудный день? Он идет к другому крестьянину, они зовут других мужчин, кладут папахи перед собой и вместе думают, как жить дальше. Нельзя. Сабит, в такую минуту руки опускать — сейчас самая борьба начинается. Вставай, тебя люди ждут, люди верят тебе, Сабит…

Омароглу долгим взглядом посмотрел на Ильяса.

— Думаешь, верят? — тихо спросил он, поднимаясь из-за стола.

Эмин и Амина медленно шли но берету.

Раздался шелест стремительных крыльев. Откуда-то прилетела небольшая стайка уток-чирков, села па воду неподалеку от них. Течение медленно несло птиц, они то и дело ныряли в воду, охорашивались. Вдруг Эмин пронзительно свистнул.

Утки с шумом сорвались, полетели, почти касаясь воды крыльями.

ФАРХАД МУТАЛИБОВИЧ АГАМАЛИЕВ (родился в 1916 году) работал каменщиком, монтажником, слесарем, учился на филологическом факультете Азербайджанского государственного университета, заведовал отделом в газете «Коммунист Сумгаита». В 1974 году окончил сценарный факультет ВГИКа. Автор ряда рассказов, очерков, сценариев документальных фильмов. Кинообозреватель газеты «Советская культура».