Старый Новый Год - [2]
Любин муж. Ну, иди сам сделай.
Студент. Зачем я буду делать? Есть специалисты. Они пусть и делают.
Любин муж. У нас телевизор-то другой… Нда… Всю жизнь копишь, мозгуешь, а тут – на тебе.
Адамыч(выворачивая голову). Будто распяли задом наперед! Прибивать,что ли?..
Себейкин(поет, вкручивая лампочки). «Эх, сгори, сгори, моя звезда!..»
Вбегает Нюра. За ней Клава.
Нюра. Ну до чего Клавдия у нас счастливая, до чего счастливая! Бывает же людям счастье! А весь век Петьку ругали нашего, всем был Петька нехорош: и неученый он, и к артели своей присох, и насчет выпить – а теперь!.. Зелененького-то нету лучку? К селедочке бы!
Люба(с усмешкой). И не говорите! Прямо взорлил наш Петюня!
Клава. Лей, лей масла-то побольше!.. Чего там Петюня! Ему б только пиво с Васькой трескать да перекуры перекуривать. Скажите спасибо, бабушка дом продала!
Себейкин. Чего, чего?
Клава. Да ничего. Она сколько запросила, тот-то, чокнутый, столько и дал! Вид, говорит, у вас замечательный. В даль!..
Тесть. Это точно… В даль!..
Смеются.
Люба. Модно теперь: деревня в город, а городские в деревню.
Нюра. Я все на кухню не надивлюсь! Агромадная кухня, просто агромадная! Я своему тоже говорила: подождем брать, дальше лучше квартиры будут. А въедем, так другую уж не выпросишь… А тут одна кухня какова!..
Люба. А мы подали на улучшение. Я ведь тоже маму из деревни нарочно выписала. Другим-то улучшают! Теперь и нам пусть трехкомнатную дают.
Любин муж. Да ладно, дадут!..
Люба. Дадут! Вот они какую с Петром оторвали! И не кооперативная…
Клава. Привет! Чего это мы оторвали? Дали, да и все! Одиннадцатый год небось в артели! Да кабы он сознательный был, работал бы как люди или вон, как твой, в месткоме, – ему б давно дали!
Люба. Чего это – в месткоме? Ишь ты!..
Гомон.
Тесть. Бабы! Тихо! Не об том!..
Люба(сдержавшись). Да я разве что говорю? Дали, и слава богу… Ты не так, Нюра, не так, огурчик надо сердечком разрезать. Кухня-то действительно! И санузел раздельный…
Нюра. Ой, узел-то прямо как моя кухня! А белое-то все, белое – чисто наша больница!.. Мы сейчас мужикам картошки побольше да сверху сардельки с лучком вывалим!.. Где это сардельки, ты говорила?
Клава. Где-то были, тут разве чего найдешь сегодня!..
Нюра. А шкафы-то какие! В стене-то! Прям еще комната!..
Клава. Если бабушка станет жить, мы ей там чуланчик оборудуем.
Люба. А я б на твоем месте бабушку к себе не брала. Эти старики всю моду портят. Я маму только из-за квартиры выписала. Эх, жалко майонеза нет! Салат-оливье бы сделать!..
Клава. Ничего, и винегрету поедят!..
Нюра. Ой, да что ты, так всего много! И буженина! И торт «Сказка» будет!
Клава, Нюра уходят на кухню. Люба – за ними.
Себейкин(поет). «Сгори, сгори, моя звезда!..»
Вася(опять включает пылесос). Петь, глянь-ка, носки засосал!..
Себейкин. Иди ты! Прям «ТУ-104», гад!
Тесть. Да выключишь ты его или нет?
Вася испуганно выключает.
Тесть. «Пылесос»! И слово-то, пес, какое взяли! Ввиду случившегося.
Теща. Моченьки нет! Упаду ведь!.. Петя, Ваня!
Тесть. На эту сумму средств тыщу веников купить можно! На всю жизнь бы хватило! Вкупе.
Теща. Понимал бы! А ковер двести рублей?
Тесть. А то раньше ковров у людей не было! Без машинок чистили. В силу причин… А вы скоро – машинками-то! – в носу ковырять будете!..
Студент. И зачем говорить, если не понимаешь?
Адамыч. Работал я в домоуправлении после войны, мы вот тоже так к выборам лозунг вешали. А зимой дело… И вот тоже так поставили меня на лестнице держать…
Тесть(осматривая кресла). Эх, пес их забодай, так и знал, Венгрия делает! По линии.
Адамыч. Букву «сы» я держал. Век не забуду! Домоуправ у нас был, Герасименко, в бывшем кавалерист. Уронишь, говорит, букву «сы» – своей рукой зарублю!
Тесть. А я гляжу, что-то уж в аккуратной больно комплектности креслы! И болты все целы. Вкупе.
Студент. Импорт!
Себейкин. Креслицы дай бог! Все у нас теперь дай бог!
Теща. Забивать же надо! Скажет кто чего наконец аль нет?
Себейкин. Да забивай, мать! Все одно криво! Ну, кончай базар! Порядочек! А ну, студент, включай!
Студент(не решается). Включить недолго…
Себейкин. Да не боись! Порядок!
Студент. Я включу, но только я не отвечаю.
Себейкин. Да ладно тебе, давай.
Любин муж(про люстру). У нас тоже такая. Уж давно. Мы тогда прямо с базы брали. Включить, что ли?
Себейкин. Давай.
Студент. Ну-ну!..
Любин муж включает – свет вспыхивает. Радость. Студент пожимает плечами.
Себейкин. Ура! Видали? А ну еще! Порядок!.. Понял, студент? Свету-то! А ну еще!..
Любин муж включает и выключает свет.
Озверел, что ли? (Спрыгивает со стола.) Стол-то не попортили мы тут? А то нам Клавдия даст!.. Нет, ничего вроде… А ну! (Сам включает.) Ну как? Красота, а?..
Любин муж. Электрификация всей страны.
Тесть. Великолепность.
Вася. Отдыхай. Теперь во всех домах такие.
Теща. Ну да, во всех! На пять-то рожков?..
Адамыч. В ученье свет, а в неученье… Как тот говорил…
Вбегает Нюра.
Нюра. Ой, свету-то! Клава!.. Чисто наша операционная! (Выбегает.)
Себейкин. В натуре. «Сгори, сгори, моя звезда!..» (Зовет.) Клава! Клава! Иди, говорю!..
Любин муж. А моя из Риги свечек привезла! Мода!
Лиза(капризно). Зачем так светло сделали?
Пьеса Михаила Рощина «Валентин и Валентина» (1970) не нуждается в представлении. Она была необыкновенно популярна, с нее, собственно говоря, и началась слава драматурга Рощина. В Советском Союзе, пожалуй, не было города, где имелся бы драмтеатр и не шла бы пьеса «Валентин и Валентина». Первыми ее поставили почти одновременно, в 1971 году, «Современник» (реж. В.Фокин) и МХАТ (реж. О.Ефремов), а уже вслед за ними – Г.Товстоногов, Р.Виктюк и другие. Также по пьесе был снят фильм (режиссер Г.Натансон, 1987).
Повесть о городских девочках-подростках, трудновоспитуемых и трудноуправляемых, рассказ о первой любви, притча о человеке, застрявшем в лифте, эссе о Чехове, путевые записки о Греции, размышления о театре и воспоминание о Юрии Казакове и Владимире Высоцком — все это вы встретите в новой книге известного советского драматурга и прозаика Михаила Рощина. Писатель предлагает читателю выделить полосу времени, для которого характерны острый угол зрения, неожиданный ракурс. Так, один из разделов книги назван «Подлинно фантастические рассказы».
Публикуемая в серии «ЖЗЛ» книга Михаила Рощина о Иване Алексеевиче Бунине необычна. Она замечательна тем, что писатель, не скрывая, любуется своим героем, наслаждается его творчеством, «заряжая» этими чувствами читателя. Автор не ставит перед собой задачу наиболее полно, день за днем описать жизнь Бунина, более всего его интересует богатая внутренняя жизнь героя, особенности его неповторимой личности и характера; тем не менее он ярко и убедительно рассказывает о том главном, что эту жизнь наполняло.Кроме «Князя» в настоящее издание включены рассказ Михаила Рощина «Бунин в Ялте» и сенсационные документы, связанные с жизнью Бунина за границей и с историей бунинского архива.
Книга известного советского прозаика и драматурга М. Рощина «На сером в яблоках коне» складывалась практически в течение двух десятилетий, включая в себя лучшие и наиболее значительные повести и рассказы о молодежи и для молодежи. Героев его произведений — школьников, девочек из ПТУ, молодых врачей, геологов, рабочих и интеллигенцию, горожан и деревенских людей — объединяет тема поиска себя, своего отношения к делу, к людям, к жизни, для всех для них важно не просто «кем быть?», но «каким быть?».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основу пьесы «Спешите делать добро» Михаила Рощина положена необычная ситуация. Глава семьи Мякишевых, возвратившись из командировки, привозит с собой девочку-подростка, которую спас от самоубийства. Так в размеренный быт столичной семьи вторгается недетская драма Оли Соленцевой, которая становится для окружающих нравственным испытанием. Драматург показывает, как порой важно не только сделать, но и отстоять добро.