Старый друг лучше новых двух - [5]

Прохор Гаврилыч. Ну вот я…

Оленька. И женитесь?

Прохор Гаврилыч. И женюсь.

Оленька. Честь имею вас поздравить! Что же, вы с большим состоянием берете?

Прохор Гаврилыч. Ну нет, не очень.

Оленька. Отчего же так? Вы, в надежде на вашу красоту, могли бы за миллионщицу посвататься. Или вы, может быть, хотите облагодетельствовать собой какую-нибудь бедную барышню? Это доказывает, что у вас доброе сердце.

Прохор Гаврилыч. Какое же тут сердце! Я для маменьки делаю. Конечно, нам с маменькой приятно, что она в пансионе воспитывалась, по-французски говорит.

Оленька. Ну да как же вам, с вашим умом и образованием, да жениться на невоспитанной! Это для вас очень низко! Вот женитесь, будете с своей супругой по-французски и на разных языках говорить.

Прохор Гаврилыч. Да я не умею.

Оленька. Вы притворяетесь, что не умеете. Вы не хотите только перед нами, простыми людьми, своего образования показывать, а перед барышней вы себя покажете.

Прохор Гаврилыч. Так вот я и пришел к тебе…

Оленька. Напрасно себя беспокоили.

Прохор Гаврилыч. Надо же было сказать…

Оленька. Стоит ли вам об нас думать!

Прохор Гаврилыч. Как же не думать! Кабы я тебя не любил; а то ведь я люблю тебя.

Оленька. Очень вам благодарна за вашу любовь!

Прохор Гаврилыч. Ты на меня, Оленька, не сердись: я сам вижу, что поступаю против тебя дурно, даже можно сказать – подло.

Оленька. Коли вы так понимаете об себе, пускай это при вас и останется.

Прохор Гаврилыч. Нет, право, Оленька, я ведь не то что другие: бросил, да и знать не хочет.

Оленька. А вы что же?

Прохор Гаврилыч. Да я все, что тебе угодно. Ты мне скажи, что тебе нужно.

Оленька. Ничего мне от вас не нужно! Вы меня обижать так не смеете. Что же, я вас из-за денег любила? Я, кажется, этого виду не показывала. Я вас любила, потому что всегда знала, что вы на мне женитесь, а иначе я бы ни за что на свете…

Прохор Гаврилыч. Да мне что! Разве я бы не женился? да вот семья-то.

Оленька. Вы должны были это знать.

Прохор Гаврилыч. Как же мне с тобой быть, – я, право, уж и не знаю.

Оленька. Это довольно странно для меня. Вы свое дело сделали: обманули, насмеялись, – чего вам еще нужно? Остается поклон, да и вон. Об чем вам еще беспокоиться! Чтобы я жаловаться не пошла кому-нибудь? Так я за это не возьму миллиона от одного только от стыда.

Прохор Гаврилыч. Я не об себе беспокоюсь, а о тебе.

Оленька. А обо мне что вам беспокоиться! Да и кто вам поверит, что вы обо мне думаете сколько-нибудь!

Прохор Гаврилыч. Нет, Оленька, ты мне этого не говори! Мне, право, совестно. Я ведь человек простой, откровенный…

Оленька. Тем лучше для вас.

Прохор Гаврилыч. Только характер у меня такой, путаный. Ведь вот я теперь буду мучиться об тебе.

Оленька. Скажите!

Прохор Гаврилыч. Мне до смерти жаль тебя… Да ты мне позволь как-нибудь заходить к тебе хоть на минуту.

Оленька. Нет, уж увольте! Вам нужно, чтобы везде слава пошла. Я хочу замуж идти.

Прохор Гаврилыч. Так уж никогда и не видаться?

Оленька. Разумеется, никогда. Ведь, кроме страму, от вас прибыли-то никакой нет.

Прохор Гаврилыч. Ну, так простимся без сердца по крайней мере.

Оленька. Прощайте!

Васютин хочет поцеловаться.

Не для чего!

Прохор Гаврилыч (после непродолжительного молчания). Как же это, право… Подло, уж сам вижу, что подло! А как поправить – не знаю.

Оленька. Мне даже смешно слушать! Ступайте! Вас товарищ дожидается.

Прохор Гаврилыч. Какой это товарищ! Это купец, кутила. Вот ты какая! Тебе ничего, а я ночи не сплю. Право.

Оленька. Смотрите не захворайте!

Прохор Гаврилыч. Нет, пожалуйста, коли тебе что понадобится: деньги или что другое, ты, сделай милость – пришли! Для меня даже это будет приятно.

Оленька. Нет, уж я лучше с голоду умру. За кого вы меня принимаете?

Прохор Гаврилыч. Мне, право, так жалко тебя; я хоть заплакать готов.

Оленька. Это будет очень интересно!

Прохор Гаврилыч. Позволь нынче вечерком заехать.

Оленька. С чего это вы выдумали!

Прохор Гаврилыч. Ну, прощай! Бог с тобой! (Уходя.) Ты, ради бога, не сердись! А то все и будешь думать об тебе.

Оленька. Прощайте! Прощайте!

Васютин уходит; входит Татьяна Никоновна.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Оленька и Татьяна Никоновна.

Татьяна Никоновна. Ну что? Ушел?

Оленька. Ушел. (Садится к столу и плачет, закрывшись платком.) Как я выдержала, это только один бог знает.

Татьяна Никоновна. Поплачь, поплачь, легче будет. Да и совсем его из головы надо выкинуть, чтоб пусто ему было! (Взглянув в окно.) Ну, опять Андревна мимо идет.

Оленька. Маменька, покличьте ее.

Татьяна Никоновна. Да ведь я с ней побранилась.

Оленька. Помиритесь! Мне нужно, нужно!

Татьяна Никоновна. Помириться долго ли! (В окно.) Пульхерия Андревна! Пульхерия Андревна! (Дочери.) Идет. Благо, еще не спесива, хоть то хорошо. Только зачем она тебе понадобилась, я уж этого не придумаю.

Оленька. А вот увидите.

Пульхерия Андревна входит.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Оленька, Татьяна Никоновна и Пульхерия Андревна.

Татьяна Никоновна. Вы меня, пожалуйста, извините, Пульхерия Андревна; я давеча по своему глупому характеру погорячилась.

Пульхерия Андревна. Коли вы, Татьяна Никоновна, говорите это от раскаяния, так я на вас ни в каком случае сердиться не могу. Я очень снисходительна к людям, даже больше, чем следует.