— Вы кто? — спросил Сванте.
— Ты не ответил! — карлик сделал два шага навстречу. Половицы под ним угрожающе скрипнули.
— Я могу вас накормить, но прежде ответьте, кто вы такой, — Сванте решил, что с этим парнем надо быть потверже.
Незнакомец еще раз огляделся.
— И давно ты тут обосновался? — спросил он. — Где хозяева?
— Я всегда здесь жил, но это к делу не относится, — первый шок у профессора прошел, и он подумал, что, пожалуй, сумеет и в одиночку справиться с незваным гостем. — Последний раз спрашиваю, кто вы такой, или я вызываю полицию.
— Черта с два, — усмехнулся гость. — Никакой полиции я больше не дамся.
— Вы — беглый преступник? — осенило Сванте.
— Если летать — это преступление, то пожалуй, — согласился толстяк. Он еще внимательнее взглянул на Сванте, и искорка узнавания мелькнула у него в глазах: — Малыш? Это ты, несносный мальчишка?!
— Кто вы? — Сванте немного испугался. Мало кто из близких помнил, что профессора Свантессона в детстве звали Малышом, а уж незнакомые люди об этом никак не могли знать.
— Я — красивый, умный, в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил! — скромно, но с пафосом охарактеризовал себя гость. — Если ты меня не помнишь, то я так не играю.
— Кто вы?! — робко переспросил Сванте.
— Карлсон я, который живет на крыше, — рявкнул гость. — Тащи пожрать, не то…
— Какой Карлсон? — и профессор осел на пол.
Привел его в чувство холодный душ. Сванте открыл глаза и вновь закрыл — над ним стоял все тот же толстый карлик и поливал его из пластикового ковшика холодной водой.
— Типичный случай голодного обморока, — бубнил успокаивающе толстяк, — у вас так и не научились готовить по-человечески. Хотя компот твоей маме очень удался.
— Мама умерла два года назад, — простонал Сванте.
— Для покойницы она очень неплохо готовит, хотя теперь мне понятно, почему у вас всего так мало. Твоя мама и при жизни была довольно прижимистой особой, а уж теперь…
— Еще раз так скажешь о моей матери, и я тебя отделаю, как бог черепаху, — Сванте открыл глаза.
Губы толстяка дрогнули, лицо сморщилось от обиды как печеное яблоко.
— Всегда, всегда ты относился ко мне без должного пиетета! — плаксивым голосом произнес карлик. — Пожалуйста, я улечу.
В это время в дверь позвонили. Сванте вскочил на ноги и побежал открывать, совсем позабыл о том, что он мокрый.
За дверью стоял пожилой, если не сказать — старый — господин в элегантном, хотя и достаточно поношенном плаще и фетровой шляпе. Господи, как в такую погоду можно ходить в теплой одежде?
— Вы… хм… господин Свантессон? — спросил этот пожилой мужчина у Сванте.
— Совершенно верно, чем обязан?
— Я ваш лечащий врач, Альфред Петерс. Вы меня помните?
— Вообще я не помню, когда в последний раз болел, и к тому же наш семейный врач не Петерс, а Хакиннен.
Мужчина тихо добродушно рассмеялся.
— Нет, вы не поняли. Я тридцать лет назад лечил вас от аутизма, не помните?
— От аутизма? — брови Сванте стремительно взлетели вверх. — Я никогда…
— Ой, простите, — смутился гость. — Я, наверное, не туда попал, ошибся… Хотя и фамилия, и адрес совпадают. Вот история болезни, взгляните, — и он протянул Сванте больничную карту, старую, но удивительно хорошо сохранившуюся. — Что у вас с головой, вы мокрый!
— Да… за компьютером сижу с самого утра, внезапно стало дурно, сунул голову под кран, как в детстве, — соврал профессор Свантессон, сам не зная почему. Он раскрыл историю болезни… да, это был именно он, и в тот год, когда Малыша-Сванте отправили на стационар, ему было девять лет.
— Я ничего не помню про аутизм, — шепотом сказал Сванте. — И разве он лечится?
— Вы позволите войти? — спросил доктор.
— Извините, не могу. Пока вы не объясните, в чем дело. Я совершенно не помню, чтобы попадал в какой-то стационар, хотя память у меня прекрасная.
Доктор Петерс опешил от такого напора, но очень скоро пришел в себя.
— Простите, пожалуйста, — еще раз извинился он. — Я просто навещаю своих старых пациентов. Тридцать лет назад была опробована методика ранней диагностики аутизма, и вы чисто случайно оказались одним из наших потенциальных клиентов. И у вас аутизм не был развит, и пребывал в каком-то странном полуактивном состоянии. Это была реакция на отсутствие должного внимания со стороны родных, вы стали выдумывать себе мнимых друзей… словом, стали уходить в свой внутренний мир. Но двадцать четыре дня стационара не дали вам порвать контакт с окружающим миром. Вы не дадите мне стакан воды, а то душно?..
Сванте впустил Петерса в квартиру и проводил на кухню, где усадил за стол и дал попить. На кухне он обнаружил пустую кастрюлю из-под супа в мойке и значительно опустевший стеклянный кувшин с компотом, стоящий на холодильнике. На полу валялись хлебные крошки и кожура от колбасы.
— О, господи, простите, у нас беспорядок, — забегал профессор по кухне. — Сын, видимо, заскочил из школы… я, когда работаю, ничего вокруг не слышу.
— Не беспокойтесь, — махнул рукой Петерс. — Я уже ухожу. Спасибо.
Он действительно очень быстро ушел, прихватив с собой историю болезни Сванте.
Закрыв дверь за Петерсом, профессор долго тер подбородок, пытаясь понять, откуда вдруг вывалился этот странный доктор и… карлик!
