Старый дом - [4]
Потому, что это была никакая не дверь…
Может, когда-то и была в этом месте таковая, но сейчас на полу лежал совершенно плоский прямоугольник, нужного размера, только не деревянный, а…
Как же называется вот эта тонкая деревянная щепочка, торчащая из прямоугольника по всему периметру? Прохоров это название знал, совершенно точно, потому что еще в стройотряде они обивали какую-то стенку, обивали этой дрянью, чтобы потом на нее уложить штукатурку…
И слово «дрянь» потащило за собой – «дранку».
Вот как называется эта щепа.
Точно – дранка…
Кто-то ее драл…
Почему-то это открытие его развеселило.
Хотя радоваться было совершенно нечему.
Как он теперь хорошо видел, вся стена между их комнатами и была сделана вот из такого материала – дранка оштукатуренная, а сверху обои. Слава помнил, что они-то эту щепу набивали на бревенчатую стену, а потом клали штукатурку, но здесь была какая-то другая технология: никакой основы, на которую крепилась дранка, видно не было.
То есть вся стена состояла из щепы, покрытой штукатуркой, толщина сантиметра полтора, а сверху обои.
То есть стены, как таковой и не было – тонкая перегородка, которая стояла на чьем-то честном слове. Ткни, и развалится…
Только отсутствие хозяина квартиры могло привести к тому, что Прохоров его ни разу не слышал, через такую тонкую стенку звуки должны проходить даже лучше, чем через панели хрущевок.
Он оглянулся на входную дверь – эта-то хоть настоящая? Выглядела – натурально, но ничему удивляться тут не приходилось. В стене толщиной, по прикидке, сантиметров тридцать помещалась комната шириной метра в три. И из нее в глухую стену выходила дверь, которой с другой стороны вообще не было.
Слава встал, подошел поближе: дверь и дверь. Подергал ручку – заперто. Конечно, было бы странно, если бы эта дверь оказалась открытой: заходи, кто желает, и бери, что хочешь…
Тьфу ты… что делать-то?
Взгляд скользнул по «армяку», который вблизи оказался совсем не армяком. Скорее женское пальто довольно странного вида. Если бы наш герой занимался не книгами, а костюмами, он, наверное, что-то смог бы сказать о таком крое, но сейчас, единственное, что приходило в голову – модерн, начало двадцатого века.
Однако сегодня, в начале двадцать первого, крой ни о чем не говорил. Слава вспомнил рассказ одной знакомой актрисы, как ей сшили для съемок платье как раз в таком стиле, а она просто ходила в нем по улицам, и все восхищались, какая модная и классная у нее шмотка.
Какая-то линия в голове начинала выстраиваться, но он отмахивался от нее, как от пьяного гостя, который раз за разом зовет в три часа ночи сходить на Чистые пруды половить морских черепах.
Прохоров еще раз обежал глазами комнату и тут, наконец, заметил нечто привычное и родное: на подоконнике все-таки лежали несколько книг. Он рванул к ним, как к старым знакомым, случайно встреченным заблудившимся туристом в чужом городе.
Приставил стул, с трудом взгромоздился на шаткое основание.
И порадовался своей интуиции: сверху лежал томик Тургенева, как раз издания Маркса, внизу виднелись несколько номеров «Нивы», а вот в середине все оказалось не совсем правильно. Степняк-Кравчинский «Подпольная Россия» и брошюра Лассаля «Принципы труда в современном обществе»…
Мдя…
Просто макулатура…
Кто же здесь живет?
Коллекционер революционной литературы?
А книги в таком прекрасном состоянии, как будто не прошло ста лет. Славу это как-то давило, он не мог понять, что происходит. Мухи за эти годы на них садились? Солнце их палило? Кефир на них проливался?
А они – как новенькие… Читанные, конечно, но от времени они деформируются по-другому, чем от чтения.
И тут за окном послышался скрип, Слава поднял глаза и увидел, как мимо проехала карета…
4
«Снимают кино… – сказал он себе, стараясь быть максимально убедительным. – Точно, гадом буду, кино снимают…»
Хотя, если честно, то верил он этим словам, пусть и собственным – мало. Слишком много всего уже было, что настораживало: ни одного предмета в комнате, сделанного хотя бы пятьдесят лет назад, пальто в модерне, книги в идеальной сохранности, крик петуха, наконец…
Завести себе сегодня любое животное – не вопрос, но вот как его услышать в беспрерывном грохоте московского центра?
А тут тишина…
И вот в этой тишине – карета…
Чего-то подобного он уже ждал. Ну, все же видели кучу фильмов с таким сюжетом: есть дверь, иногда окно, а на том конце альфа Центавра, преисподняя, Париж, наконец.
Но это кино…
Кино…
Это может быть только в кино…
Раз за разом повторял он эти фразы, сидя прямо на столе, куда опустился, когда увидел карету. Щипал себя за щеку, пробовал даже ударить по скуле, прокусил губу. Щека, скула и губа болели…
Но пальто было на месте, книжки лежали аккуратной стопочкой, и холодильник из стены не выступил.
А вот карета еще одна проскрипела за стеной…
Да и та была не первая, звуки он, сейчас вспомнилось, слышал уже несколько раз, пока бродил по комнате, да только значения им не придавал.
Прохоров даже вставать не стал, чтобы посмотреть на диво-дивное – что, он карет в своей жизни не видал? Все последние полчаса думал, как проверить то, что постепенно приходило в голову.
Название «Другая дверь» дано этому сочинению потому, что книга является продолжением (которое можно читать и отдельно) романа «Старый дом», вышедшего в «Водолее» в 2014 году. В ней, как и в предыдущем романе, переплетены настоящее и прошедшее, любовь и ненависть, приключения и путешествия – во времени и пространстве…
Роман, написанный на немецком языке уроженкой Киева русскоязычной писательницей Катей Петровской, вызвал широкий резонанс и был многократно премирован, в частности, за то, что автор нашла способ описать неописуемые события прошлого века (в числе которых война, Холокост и Бабий Яр) как события семейной истории и любовно сплела все, что знала о своих предках, в завораживающую повествовательную ткань. Этот роман отсылает к способу письма В. Г. Зебальда, в прозе которого, по словам исследователя, «отраженный взгляд – ответный взгляд прошлого – пересоздает смотрящего» (М.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
20 июня на главной сцене Литературного фестиваля на Красной площади были объявлены семь лауреатов премии «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Катерины Кожевиной, Ислама Ханипаева, Екатерины Макаровой, Таши Соколовой и поэтов Ивана Купреянова, Михаила Бордуновского, Сорина Брута. Тексты произведений печатаются в авторской редакции. Используется нецензурная брань.