Старые письма - [46]

Но тут ему в голову пришла еще одна мысль. Они всегда были очень осторожны… кроме одной-единственной ночи… сразу после Рождества. Всего один раз. Или два.

С сердцем, сжимавшимся от боли и любви, он самым тщательным образом осмотрел Анну еще раз. Под конец Николай осторожно и бережно стал прощупывать ей низ живота и наткнулся на маленький, едва ощутимый комочек – неоспоримое доказательство того, что он прав. Анна была на втором месяце беременности, но при этом так истязала себя репетициями и тренировками, что оказалась на грани гибели. А если учитывать ее беременность, то можно было только удивляться тому, что она до сих пор не потеряла ребенка.

– Анна, – прошептал он, когда она снова очнулась и посмотрела на него с немым вопросом, – по-моему, ты беременна. – Он вымолвил эти слова едва различимо, так что их невозможно было подслушать, но ее глаза широко распахнулись от удивления.

Признаться, она как-то подумала о такой возможности и тут же выкинула ее из головы.

Это казалось ей слишком невероятным. Она просто не смела задумываться о таких вещах. Но сейчас об этом сказал Николай – значит, так оно и есть. Анна снова зажмурилась, и глаза защипало от горючих слез.

– Что же нам делать? – в отчаянии прошептала она. Ведь это действительно был конец их прежней жизни. Во всяком случае, Мери теперь ни за что не отпустит Николая, пока окончательно не втопчет его в грязь.

– Ты немедленно поедешь со мной. Ты можешь пожить в гостевом домике, пока не окрепнешь.

К сожалению, это могло быть лишь временным решением, и оба это знали. Возникшая перед ними проблема оказалась намного серьезней.

– А что потом? – спросила Анна с тоской. – Я не смогу остаться и жить с тобой… ты не сможешь на мне жениться… Императору придется тебя уволить… и у нас уже не будет денег на дом… Я даже не смогу больше танцевать – если ты не ошибся.

Впрочем, было яснее ясного, что Николай прав. Кое-кто из девушек в их школе пытался танцевать как ни в чем не бывало, но через месяц – самое большее, через два – все становилось явным, и их выгоняли с позором. У некоторых от непосильной нагрузки и постоянных репетиций случались выкидыши. Все это она давно знала. И знала, что придется принимать нелегкое решение.

– Вместе мы непременно найдем выход, – твердил Николай, обмирая от страха за Анну. Ему некуда было забрать ее отсюда, он не мог дать ей убежище, чтобы спокойно выносить и родить ребенка. Хотя ничто не принесло бы ему такого счастья, как ребенок, залог их любви. Но где и как он мог бы появиться на свет? И на что они будут жить, если Анна уйдет из театра? До сих пор им удалось отложить до смешного мало денег – труд балерины приносил больше славы, нежели богатства. А все, что зарабатывал Николай, Мери до последнего гроша тратила на себя и детей. – Мы обязательно что-нибудь придумаем, – ласково повторял он.

Анна лишь грустно качала головой и тихо плакала у него на груди. Похоже, ей так и не удалось совладать с отчаянием.

– Позволь мне забрать тебя с собой, – с жаром уговаривал Николай. – Я вовсе не обязан никому объяснять, чем именно ты болеешь! И мы тем временем все обсудим.

Но Анна слишком хорошо понимала, что обсуждать-то им, в сущности, нечего, да и надеяться тоже не на что. Все ее мечты так и оставались мечтами – далекими и несбыточными.

– Я должна остаться здесь, – промолвила она, и при одной мысли о необходимости куда-то ехать ей снова сделалось дурно. Нет, она не поедет с ним – только не в этот раз. Но Николай не хотел покидать ее одну, особенно после сделанного сегодня открытия.

Он задержался в балетной школе до позднего вечера и сказал мадам Марковой, что опасается обширного внутреннего кровотечения. Он бы настоятельно советовал перевезти больную в Царское Село, в гостевой домик, пока ей не станет лучше. Однако Анна первая воспротивилась такому решению и заверила мадам Маркову, что не желает никуда ехать, что она слишком слаба, что простой отдых позволит ей набраться сил ничуть не хуже, чем в Царском Селе. Но все понимали, что это неправда. С другой стороны, мадам Маркову порадовало решение Анны. Уж очень ей хотелось видеть в этом признаки угасания порочной страсти. И не мудрено – впервые Анна позволила себе в чем-то возражать Николаю.

– Доктор, я уверяю вас, что мы вполне способны позаботиться об Анне, хотя, конечно, не сумеем обставить это так роскошно, как в Царском Селе! – не без злорадства заявила мадам Маркова Николаю, но его больше покоробило упрямство Анны. И он все еще продолжал спорить, оставшись с Анной наедине:

– Я хочу, чтобы ты была со мной. Я хочу сам о тебе заботиться. Анна, ты не можешь не ехать!

– Сколько я там смогу прожить? Месяц? Два? А что потом? – грустно спрашивала она. Ибо ей уже было ясно – решение может быть только одно, то, о котором нельзя было даже заикаться. Она знала, что это проделывали другие балерины, – и ничего, остались живы. Больше всего на свете ей бы хотелось иметь от Николая ребенка, но сейчас это было равносильно самоубийству. Может быть, потом, позже – да только не в этих условиях. У нее оставался один-единственный выход, но вряд ли Николай сейчас с ней согласится. Если уж на то пошло, Анна знала: он будет возражать. Николай слишком боится подвергать ее риску. – Тебе давно пора ехать, Николай, – сказала она. – Лучше навещай меня почаще.