Старые, добрые - [15]

Бегу. Перепрыгиваю сумки-тележки, ноги попрошаек и ширпотреб разложенный на полу, и тут... Она!

Неспешно поднимается навстречу. Грустные глаза, отрешенность и может быть даже – опустошенность, а главное, безграничная усталость, сквозящая в каждом движении.

Схватив одним взглядом ее образ и быстро разобрав в уме, я еще не понимая, что именно делаю, начинаю отклоняться вправо, чтобы обойти. Девушка тоже смещается вправо, я забираю еще правей, она тоже. В ее глазах зажигается злость, в моих непонимание и досада остановкой. Правее отклоняться некуда, скорость уже потеряна, народ плавно начинает обтекать слева, шурша плохо вычищенной обувью и носами.

– Вы курите? – спрашиваю я первое что пришло в голову.

– Нет... Но с удовольствием покурю... И выпью кофе, – ответила девушка голосом, в котором чувствовалась хрипотца простуды.

Сказать, что я обалдел, это значит не сказать ничего. По ее глазам вижу – он удивлена не меньше моего собственным ответом.

Живая река людей подхватила нас под руки и понесла наверх. Мы шли, иногда касаясь друг-друга одеждой и взглядами из-под бровей. Сами не понимая, что хотим и ждем от вместе выкуренной сигареты и выпитой чашки кофе, шли навстречу дневному туману… Адам и Ева. Меня охватило смятенье и немного досада, радость и нотка отчаянья, в общем - типичная буря чувств, для опаздывающего человека.

Пропускаю ее вперед на эскалатор в ожидании, что она повернется. Девушка остается стоять спиной. Считаю квадратики рисунка ее полупальто. Светло-коричневого цвета, с высоко поднятым разрезом полупальто, краешек юбки, светлые чулки и зимние полусапожки немного заляпанные высохшими кусочками уличной грязи.

Копна рыжих и развевающихся волос из под шапки – щекотит чувства ожиданием.

Стеклянные двери выхода, зычные голоса околометрошных торговцев, колючий воздух мороза заставляет прятать лицо в высоком воротнике. Девушка уверенной походкой идет к палатке торгующей хотдогами и шаурмой. Брезгливо передернув плечами, следую за ней.

Вот сколько людей не встречал – все ненавидят фастфуд. И все его жрут. Приготовленное волосатыми и немытыми руками, в центре зловонных улиц на открытом воздухе неизвестно из чего и зачем. Больницы, переполненные сальмонеллезом и дизентерией, не пугают вечно спешащий людской компот. Обильно сдобренный смогом и бессонницей, весь этого город круглосуточно чавкает на бегу.

– Будете кофе? – девушка вполоборота ко мне, смешно хлопает глазами.

– Позвольте я вас угощу? – отвечаю вопросом на вопрос.

Пожав плечами она делает шаг в сторону. Беру два пластиковых стакана с обжигающей бурдой коричневого цвета, подхожу к высокой тумбе стола. Ее варежки повисают на белой резинке, продетой сквозь рукава. Словно в детство попал! Ладошками бережно берет стаканчик, ротик складывает буквой «о» и с громким шипеньем втягивает жидкость. Достаю сигарету, долго ищу зажигалку, нахожу и прикуриваю. Девушка вопросительно смотрит на меня, спохватываюсь и предлагаю закурить ей. Осторожно берет сигарету, порыв ветра сдувает пламя, чиркаю еще раз, снова ветер мешает. Складываю руки лодочкой, наклоняюсь, вдыхаю запах ее волос. Стоим курим. Молчим. Запиваем паузы кофе.

Ловлю ее взгляд – в глазах смех. Красивые глаза. Она ни о чем не спрашивает, я тоже. Окурок летит под ноги прохожим и тут же исчезает в слякотном месиве. Мы оба провожаем его взглядом и оба усмехаемся чему-то невеселому. Каждый – своему.

Снова стеклянные двери метро и эскалатор. Снова я стою позади, но теперь на ступеньку выше. Перрон и муравейник внизу. Мы останавливаемся, смотрим друг на друга. Как по команде, поворачиваемся и идем в разные стороны, но каждый направо.

Мы обязательно встретимся еще раз.

Ведь так мало людей всегда принимает вправо. И еще меньше людей способны остановить, пусть на мгновенье, ту карусель на которую запрыгнули годы назад.

Пластиковые люди

Недавно на работе заставили писать автобиографию.

Всем поголовно и в обязательном порядке. Не менее, чем на трех листах. Рукописным методом ввода данных, без использования Офиса и Принтера. Авторучкой. С главными жизненными вехами, детством, юностью, учебой в школе и институте, друзьях-знакомых, родственниках и имуществе. В нерабочее время. Иначе депремируют.

Зачем это понадобилось и кто будет читать исписанные кривым-мелким почерком отвыкших от авторучки работников Мыши и Клавиатуры, непонятно. Да и что может написать умученный за рабочий день Отладчиком и Оболочкой среднестатистический программист? У него в голове, кроме Пива и Спать, только переменные с константами крутятся в бешенном хороводе. Писать в выходной? Боже упаси...

Далеко до окончания рабочего дня, народ стал суетиться в поисках авторучек. Обиженно стояли десятки принтеров и сотни компьютеров, на крыше матово блестели спутниковые тарелки, в многочисленных комнатах без окон, роем рассерженных пчел трудились сервера упакованные в стойки-ульи, а количество авторучек на душу населения стремилось к нулю. Срочно было отосланы гонцы в канцелярию и скоро стены услышали редкий звук скрипа пера о бумагу.

Наморщив лоб, ежеминутно проверяя как пишется то, или иное слово в Ворде, скособочившись буквой Z, народ забыл про бесчисленные строки кода, технические задания и тестовые испытания, регламенты и инструкции и стал вспоминать собственную жизнь.