Обе старухи помолчали несколько времени.
Графиня с беспокойством посматривала на Клеопатру Ильиничну. Клеопатра Ильинична, насупив брови, принялась за шерстяное вязанье.
— Ну, — сказала графиня, — видно, от тебя ничего не дождешься. Позови девушек. Я стану одеваться.
Клеопатра Ильинична бросила поспешно вязанье, вскочила со стула, как черт из табакерки, и побежала к кровати.
— Вот в чем дело. Вот что вы наделали. Честь имею вас поздравить. Князь нашел себе достойную партию, жениться намерен…
Графиня вытаращила глаза.
— На ком, матушка?
— На ком! Известно, на ком! Вы думаете, Настасья ваша Ивановна теряет время? Нет-с! не на такую напали. И беззащитная она, и сирота она, некому за нее заступиться. А князек, сами знаете, горячка. Бац на колени. Женюсь, говорит. Так что ж вы думаете? Она же не хочет!
— Умна, — заметила графиня.
— Поумнее нас с вами проведет. Я давно заметила и замечаю… с первого раза не полюбилась. Говорила я вам тогда, да нет. Что говорю я, что ветер носит — все равно. Заслужила на старости лет, что всякая холопка больше меня значит.
— Да полно, матушка!
— Нет, правда, правда. Что тут и говорить! Я себе на уме, гляжу, что из этого будет. Стала подмечать. Вижу, князек-то наш то и дело при ней в лице меняется, а она-то глазенки таращит. Добро, хороши были бы…
— Нет, хороши, — задумчиво возразила графиня.
— Какое хороши, черные, да и все тут. Вот у меня в молодости так уж точно были хороши. А эти что? Знает она свое дело. Вот, думаю я, даром что графиня меня в грош не ставит…
— Да полно, Клеопатра Ильинична!
— Нет, что правда, то правда. Вот думаю я, даром что графиня меня в грош не ставит я все-таки не дармоедка какая-нибудь, я обязанность свою знаю. Я не какая-нибудь со стороны: буду подмечать за ними, а там и скажу все своей благодетельнице.
— Спасибо, Клеопатра Ильинична.
— Ну, вот, слава богу! наконец и спасибо услышала. А знаете, ли вы, что они уж прежде были знакомы?
— Полно, матушка, тебе это все кажется, Дмитрий Петрович сказал бы мне.
— Дмитрий Петрович старый дурак, ничего не смыслит, его самого, должно быть, обманули. Нет-с, спрашиваю, каково придумано? Там, на квартире, видеться им было неловко, так чего же легче? Отца-болвана с глаз долой, а они и живут теперь вместе. Нет-с, спрашиваю… каково придумано? Да, впрочем, и отец, может быть, с ними заодно.
— Ну-ну… это вряд ли, — бормотала графиня, — впрочем, кто знает? Аи да Андрюша! Каково?.. Это хоть бы и в наше время. Только жениться — жениться… Это уж не по-тогдашнему. Да точно ли ты думаешь, что он жениться хочет? Может быть, сказал только…
— Точно. Вы, графиня, теперешней молодежи не знаете. Откуда взялись чувства, правила, благородство такое! Я, говорит, поставлю тебя выше всех за то, что ты мне вверилась без боязни. Я сам от себя завишу, я через два месяца буду совершеннолетним. У меня нет ни отца, ни матери. Я буду богат, я могу выбирать кого хочу. Бабушка посердится… да пускай она! Она старуха, умрет скоро.
— Ах он мальчишка! — воскликнула графиня, которая боялась даже напоминания о смерти, — вздумал шутить со мной… со мной! — повторила она грозным голосом. — Ну, говори, Клеопатра Ильинична, как ты это узнала?..
— Да уж как бы ни узнала — довольно, что узнала.
— Так скажи же.
— А на что вам? Толку все-таки не будет.
— Ах, какая ты, право!
— Да какая бы ни была. Вам время вставать.
— Клеопатра Ильинична, тебе, кажется, понравился мой клетчатый капот? Я его только раз надевала.
— Так что ж?
— Возьми его себе: он для меня узок.
Клеопатра Ильинична слегка улыбнулась.
— Много милости, — сказала она. — Я это из преданности к вам, а не из чего другого, разумеется, слежу за вашей Настасьей Ивановной. Сами посудите, что мне в ней? В день нашего бала шла я по коридору… Да, впрочем, я вам рассказывала.
— Да, да… Андрюша молод. Молодость должна взять свое. Тут нет ничего дурного. Это лучше, чем другое что.
— Вот не верили вы, что быть беде; а ведь, помяните мое слово: беда будет.
— Неужели в самом деле, вздумает жениться бог знает на ком?
— А разве влюбленный мальчик будет рассуждать, как мы с вами?
— Да когда ж они видятся?
— Во-первых, по утрам, когда вы еще почиваете.
— А потом?
— Мало вам этого, что ли?.. А потом, вы в гостях — они вместе. Вы спать ложитесь — они опять вместе.
— Да где же?
— Да у меня в комнате.
— Как это?
— Да так. Я с ней нарочно поласковее стала, чтоб хуже не вышло, — понимаете…
— Ну…
— Ну… вот вчера я, как будто нечаянно, оставила их вдвоем, а сама притаилась за дверью. Слышу: девочка плачет. «Отец, говорит, скоро приедет, письмо получила. Вот мы-де расстанемся, кончено наше счастье! Разлука вечная будет!» Нечего говорить, мастерица своего дела.
— Ну, а Андрюша что?..
— Ну, а князь-то наш утешает, даже на колени стал, за руки взял. «Настенька! — говорит он. — Вот перед богом, хочешь быть моей женой?» Она как вскрикнет да кинется ему на шею…
— И больше ничего?
— Да чего ж вам больше? Слышу, плачут оба. Вдруг говорит она: «Нет, я бедная девушка, незнатная: меня бабушка ваша не благословит».
— Ну, а Андрюша что?
— А он говорит: «Бабушка давно забыла, должно быть, что такое любовь, где ей помнить! Да в ее время могли ли любить, как теперь? Она, я думаю, и не любила никогда… Да я завишу от себя. Через два месяца я буду совершеннолетним».
