Старушка на курьих ножках - [43]

– Когда?

–Так сегодня. Ты в больнице была, – Семеныч хмурил лоб. Луиза опустила глаза, разглаживала юбку.

–Не попрощался?

–У меня вчера был, – сказала Луиза и вздохнула.

–Вот. Возьми, Варвара. Тебе передал. Сказал, так будет правильно. – Семеныч передал Варваре бархатную коробку. Она открыла одной рукой. В коробке лежало фамильное колье фирмы Болин и Ян. Бриллиантовая россыпь не успела еще озарить салон, а она уже коробку захлопнула. Передала ее Катерине. Та сопела, отвернувшись в окно.

–Кать…

–Мне ничего не говорил. – Катерина врала. Перед отъездом она скакала вокруг него, убеждала, уговаривала. Он складывал вещи в чемодан, она их выкладывала.       – Вам нужно поговорить.       – Кому нужно? Мне – нет. Все ж понятно, Катрин. Я чужой и мне здесь не место.

Ехали молча до самого дома. Домой Варвара уже не спешила.

10

Жизнь в поместье закрутилась, завертелась, разошлась в отчаянном вальсе. Потянулись в поместье архитекторы и реставраторы, строители, ремонтники и садовники. Женщины решали вопросы с благоустройством, утверждали и согласовывали макеты помещений, вносили поправки, спорили. Старались руководствоваться старыми планами и описаниями роскошного дворца князей Красовских. Семеныч возглавил великую стройку, торговался и сговаривался с поставщиками, отчаянно ругался со строителями. На селе укрепилась легенда о его чудесном воскрешении, так он пополнил ряды бессмертных жителей поместья. Завидя его издали, мужики почтительно кланялись, а старухи крестились. Глубокой осенью закончили ремонт главного фасада усадьбы, боковых галерей и прочих пристроек. Сады и лужайки вокруг дома заметно преобразились. Зимой планировали завершить отделку внутренних помещений.

–Варь, подпиши договор. ДШИ Классика тоже с нами. Но эти только на следующий год. В этом уже какой пленэр? – Катерина заглянула в кабинет, притащила кипу бумаг, договоров. Она активно занялась делами музея. Предложила организовать на территории поместья пленэрные практики для учеников художественных школ. Подруги занялись так же благотворительностью – закупали инвентарь и расходные материалы для интернатов и детских домов. Катерина активно посещала детишек, выявляла одаренных, участвовала в их развитии, работала с руководством. – Хотя, знаешь, осень очень живописная пора. Была же вот у Пушкина осень…

–У Пушкина она была Болдинская. А у нас? Подлянская? – Варвара смотрела в окно, прислонившись лбом к залитому дождем стеклу. Дождь сегодня был мелкий, тоскливый. Сразу после обеда стемнело. В кабинете уже горел электрический свет.

–Варь, ну может хватит хандрить? – Катерина подошла к Варе, обняла подругу. Та еще больше раскисла от жалости к себе. Развернулась, уткнулась Кате в плечо, всхлипнула.

–Прости, Кать. От меня никакой пользы сегодня. Я домой поеду, ладно?

–Да прям! Что там делать-то? Станешь бродить по залам, Семеныч ругаться будет, опять поскандалите.

Уже несколько месяцев Варвара хандрила отчаянно. Вокруг нее безумным вихрем кипела жизнь, развивались события, мелькали люди, менялись интерьеры. Она же пребывала в тихом безмолвном эпицентре, лишь изредка выбираясь на поверхность, в гущу событий. Подписывала бумаги, которые подсовывала ей Катька, встречалась с партнерами и коллегами, одинаково мило улыбалась им. Она даже сходила один раз на свидание. Все это происходило как будто не с ней. Она призраком ходила по обновленным залам усадьбы, трогала мебель, рассматривала картины, автоматически переставляла вазы и подсвечники… Ничто ее не трогало, не рождало в душе восторга, не приносило облегчения. Близкие старались как можно больше нагружать ее делами и заботами. Однажды Семеныч попросил присмотреть за плиточниками, пока он съездит за раствором. Варвара посмотрела на него непонимающе – какие плиточники? Какой раствор?

–Тьфу… вот бабы дуры! Все как одна! От тебя, Варвара, я такого не ожидал!

–Семеныч…

–Семеееееныч! Сто лет уже Семеныч! А только он ведь мужик! И неплохой, между прочим, мужик! А не собачонка… туда ходи, сюда не ходи!…Тьфу, ититьська… – Семеныч удалялся, чертыхаясь.

Луиза Вацлавна, в отличие от Варвары, блаженствовала. Все складывалось теперь так, как ей всегда хотелось. Ну или почти все. Она совсем недавно вернулась в дом из вынужденного пребывания в санаториях. Из первого – реабилитационного для больных сердечными недугами, очень хорошего и дорогого, ее попросили. За регулярное нарушение режима и несоблюдение медицинских предписаний. Во втором, менее дорогом и более демократичном, Луиза Вацлавна отбыла полтора месяца, вернулась крепкая, похорошевшая и посвежевшая. Первым делом обошла усадьбу, оценила обновленные фрески, отреставрированные бронзовые люстры – предметы особой гордости Красовских, восстановленные гобелены, мебель. Посетила музей, погуляла в парке. Изменениями Луиза осталась довольна несмотря на то, что дел предстояло еще видимо-невидимо. Дела Луизу никогда не пугали. Пугали и омрачали графинюшку лишь любовная маята и сердечная тоска обожаемой внучки.

Франция, Париж

Филипп Лурье сидел в роскошном вольтеровском кресле у камина в роскошно обставленной гостиной своего огромного особняка. Он размышлял. Мысли, донимавшие его сегодня, были тяжелые, мрачные, вгоняли старика в тоску и отчаяние. Он был одинок. Филипп тягуче вздыхал, перебирал пальцами в ответ на свои мысли, шевелил бровями, ворошил угли в камине и снова принимался размышлять. Нет! Справедливости ради, долгая жизнь его была полна удовольствий, приключений, романтических историй и фееричных побед. Он любил, был любим, уважаем в высшем обществе, имел множество друзей и приятелей. Жаловаться на судьбу было бы грешно. Но кому он оставит нажитое? Кто скрасит его последние годы? Милая девочка Анри? Да, она, безусловно, прехорошенькая. Но ведь совсем не приучена к свету, равнодушна к блеску и роскоши высшей аристократии. Ее приятно держать подле себя для удовольствия и тепла. Филипп переместился в кресле, оперся о другой подлокотник. Оставить все племяннику? Прямой наследник, родная кровь. Но ведь совершенно непредсказуем! Отличный малый, умен, талантлив… но ведь совершеннейший космополит! И прохвост к тому же! Теперь обосновался в Германии и носа к старику не кажет. Весь в делах! Да и возраст… Лурье снова помешал угли в камине. Конечно, он очень, ОЧЕНЬ любил мальчишку Дюпре. Тот вырос настоящим мужчиной, достойным преемником. Но ведь совсем другой род! Другая фамилия. Чужая кровь. Рано или поздно он женится. Ему сосватают хорошую мадмуазель из хорошей семьи. Будет ли он счастлив – большой вопрос. Дюпре, в отличие от последних поколений Лурье, щепетильны. Они не позволят старшему сыну жениться по любви на красивой бесшабашной девочке из провинции. Нет, жена Бруно Дюпре будет избираться по самым строгим критериям на семейном совете за огромным круглым столом. Филипп снова вздохнул. Будет ли он по-прежнему вот так запросто вхож в тот дом? Как отнесется к нему молодая жена Бруно? И кто станет свято оберегать добрую память о славном роде Красовских-Лурье??? А ведь какой отличный был план сосватать Дюпре и девицу Третьякову! В него он вложил весь свой опыт, знания, деловые качества, передал ему фирму! В ней течет его древняя кровь. Из России мальчишка прибыл мрачнее тучи, стал замкнут, неразговорчив. Когда они виделись в последний раз? Филипп не смог припомнить. Невеселые мысли старика прервал звонок телефона. Он снял трубку.