"Но завтра-то что будет? Завтра?" - беззвучно дергались во сне губы Митрохина.
"А завтра будет завтра,-отвечала Татьяна Антоновна, убирая в ридикюль лорнет и вынимая оттуда Диккенса.- А потом - послезавтра, и так далее. И ничего плохого не произойдет. С чего бы? Не правда ли, Ирина?"
И Ирка согласно и радостно кивала своей белогривой головой.
"Ну вот, а вы говорите конфетка, допинг,- сказала Татьяна Антоновна, озабоченно, перед тем как исчезнуть, оглядывая свой заштопанный локоть.Прощайте, милый юноша! Берегите, его, Ирина".
"Что ж, посмотрим, что будет завтра,- сказал Митрофан Прокопыч культурным голосом.- Я, видите ли, сосед, хоть и с закидонами, а чужого никогда не брал и не возьму. И допинги всякие тоже лучше бросить, пока не поздно. Допинг - он хуже бормотухи. Лучше, Боря, будем мы с тобой пить растворимый кофей. Скидываться будем, или по очереди брать-мне все едино, а одному каждый раз тратиться - так это больно накладно".
...С мучительно сведенными бровями, невнятно и коротко постанывая, спал Митрохин, въезжая во сне из четверга в пятницу-предвыходной рабочий день. Спал он уже без сновидений, и только одно чувство, одно ощущение на покидало его, не гасло. И ощущение это, если бы мог он его осознать и озвучить словами, звучало бы так: ох и горька ты, сладкая конфета!
