Старший камеры № 75 - [50]

Компот выпит. Ставлю кружку во что-то наподобие ниши в монашеской келье и закуриваю. «Третий день в одиночестве. Что ждет меня дальше?»

Газеты и книги в камеру не дают. Лежу на койке и смотрю на безучастную электрическую лампочку, источающую могильное освещение. Этот свет — назойливый и вечный. Набрасываю на глаза полотенце, пытаюсь уснуть.

Раздается щелчок, потом скрип. Камера открывается, входят двое санитаров и прапорщик.

— А ну-ка, давай сюда полотенце. Не хватало нам еще за тебя отвечать.

Вот оно что… Боятся, что я покончу с собой. Но ведь я не вставал, не готовил петлю, обычное приспособление человека, которому мешает уснуть электрический свет. «Господи, до чего перестраховщики и дуболомы!»

Они уходят. Я снимаю с тела рубашку, складываю и опять покрываю глаза. Дверь опять открывается, входят те же.

— Ну, парень, мы так не договаривались… Пойдешь с нами. Они хватают меня под руки.

— Да вы что, окабанели?!! — кричу я и пытаюсь освободить руки. — Чего пристали?!

— Пой-де-шь!.. — заламывают руки и тащат из камеры. — Мы же тебе добра желаем.

Ага… меня спасают от самого себя. Мне нужно им руки целовать, а я вырываюсь. Ладно, посмотрим, чего они хотят… лишь бы не одели самозажимающиеся наручники. А впрочем, час от часу легче. Если всунут аминазин или сульфазин, станет, пожалуй, хуже, чем в наручниках.

Оказывается, мой врач сегодня дежурит. Она мертвыми глазами смотрит на меня и удивительно спокойным голосом говорит:

— Ну вот… Надо было сразу сказать, что болеете, а теперь с вами возись… Сделайте ему два кубика тезерцина.

От такого оголтелого безобразия я прямо-таки сатанею. Я хорошо знаю тезерцин. Этот препарат спустя 15–20 минут после введения делает из человека кучу мусора. Да и за что, почему?..

— Доктор, я не собираюсь с собой кончать, прекратите издеваться. Вы что, не человек?.. Не понимаете — когда хочется спать, но мешает свет, покрывают глаза…

На мои слова она не реагирует. Уходя в свой кабинет, бросает санитарам:

— Вы меня поняли?.. Четыре кубика!.. Два сегодня и два завтра!

Сопротивляться бесполезно. Могут сделать укол и в придачу одеть наручники. Это от великой любви к ближнему. У нас любят страдальцев и любят, принося страдания, чувствовать себя сострадальцами.

Знакомое ощущение… Тело словно налилось свинцом. Физическая сила отсутствует. Заторможенный мозг наполовину отказывается исполнять свои функции.

Ступить два шага до унитаза или умывальника — проблема. Как только тело принимает вертикальное положение, в глазах темнеет…

Голова кружится, силы покидают.

После двух кубиков такого состояния хватит на два дня, а на голове уже несколько ссадин. Завтра еще два кубика.

Но это еще не ад. Ад начинается там, этажом ниже, где на бессрочном влачат в муках жизнь люди, обреченные вечность выполнять роль подопытных кроликов. Собственно говоря, ад начинается в стенах каждой психиатрической больницы, поскольку методы лечения везде одинаковы, а человек везде бесправен.

Шестой или восьмой день моего пребывания в стенах Санкт-Петербургской судебно-медицинской экспертизы. Сил еще нет, но за мной пришли: необходимо идти в другой корпус на так называемую среди заключенных «шапочку». Я предупреждаю, что в любой момент могу свалиться, и прапорщик делает мне услугу — не надевает наручники. Он хорошо знает действие тезерцина, видел, что четверо суток я почти с койки не поднимался. Тем не менее решился на этот поступок после долгих колебаний и уговоров со стороны.

«Шапочка», или детектор лжи, — одна из нелепейших процедур и приспособлений, взятых на вооружение авантюристами, называющими себя судебно-медицинскими экспертами.

«Кролика» укладывают на кушетку. К голове и телу присоединяются датчики, якобы устанавливающие работу головного мозга. В процедурной тушат свет, и толстая медсестра уходит в соседнее помещение дожирать свои бутерброды и поглощать чай. Затем она приходит, включает свет и, дыша луковой гнилью, сообщает прапорщикам, что величайшее умозаключение машины сделано. «Можете забирать».

Помимо «шапочки», «кроликов» еще водят на беседу к психологу. У психолога с «кроликами» затевается детская игра, раскладываются карточки с рисунками по принадлежностям и видам. Этот метод в состоянии определить явных дебилов, не более…

После игры в рисуночки меня опять ведут на беседу к «лечащему» врачу. После долгих колебаний и сопоставлений, я прихожу к выводу, что в подобном положении моим спасением от принудительного лечения может стать только попытка симуляции. Врач спокойным голосом предлагает мне сесть и спрашивает:

— Как себя чувствуете?

— Доктор, заберите его от меня… Он меня хочет убить!!!

Она заметно оживляется.

— Кто хочет убить? Говорите… Вы что, голоса слышите?..

— Да, да… голоса… Ко мне подходит дед с длинной белой бородой и тащит меня на железную дорогу.

За моей спиной послышался ехидный голос.

— Ха-ха… галлюцинационный синдром симулирует… Н-н-н-да, под галлюцинационным синдромом можно миллионы делать.

Я оглядываюсь. За таким же полированным столом сидит сухопарая седая женщина и ехидно смотрит на меня сквозь стекла очков.

Мой «лечащий» врач ей ядовито поддакивает.