Старший брат царя. Книга 2 - [75]

— Ну, так пойдем и возблагодарим Всевышнего.

Пока игуменья читала благодарственные молитвы, Таисия всплакнула слегка. Разные мысли приходили ей на ум. Первая горькая — откупается! А может, и впрямь оказывает честь? Среди малых и больших дел государственных не забыл ее, вспомнил! А мог бы и не вспомнить, и никто не осудил бы его...

После молитвы игуменья обняла ее, поцеловала и сказала:

— Государь-то тебя инокиней назвал. Нехорошо обманывать государя, задержались мы с постригом. Начинай, дочь моя, готовить себя. На работу не ходи, молись. Я к тебе старицу Марфу приставлю. Через седмицу и сподобишься.

— Матушка, благодетельница! — взмолилась Таисия. — Все сделаю, из твоей воли не выду. Но дозволь последнюю седмицу на людях быть! И молиться и говеть буду, но разреши на сенокос со всеми ходить.

— А не помешает ли тебе суета мирская?.. Ну да бог с тобой, трудись.

На другой день пошли на луга: сено сгребали, стога метали. Погода начала портиться, подул ветер, и побежали по небу темные облака. На лугу люда видимо-невидимо, все торопились до дождя скопнить сено. Хоть и не жарко было, но все же мучила жажда. Таисия взяла бадейку и пошла за водой к роднику. Там народа как на ярмарке, не протолкнешься. Таисия встала в очередь за двумя трудницами, они разговаривали меж собой. У Таисии мысль одна — о скором пострижении.

Одна из трудниц вдруг рассмеялась, и чем-то родным, знакомым повеяло на Таисию. Пригляделась к бабе, и дух захватило — Настенька! Что тут было. Объятия, объяснения, расспросы... Оказывается, Настенька на богомолье здесь, в Суздале, в Покровском монастыре уже две седмицы. Говорит, грехи замаливать пришла. Раньше до Таисии доходили слухи, что Настя вышла замуж за владимирского купца, но вроде и не купец он вовсе, а разбойничий атаман! А вдруг это правда? И вдруг суженый ее — кудеяровец? Тогда, наверное, он знает и о Юрии? Вот бы...

Вечером Таисия упросила настоятельницу, чтоб разрешила Настеньке ночевать у нее в келье. Проговорили они до рассвета и, не выспавшись, ушли на сенокос. А на следующий день Таисия исчезла. У нее в келье обнаружили записку: «Матушка настоятельница! Спаси Бог тебя за доброту твою. Не проклинай меня, грешную, а моли Бога за меня. По гроб любящая тебя раба Божья Таисия».

Игуменья тут же организовала поиск беглянки. Выявилось, что Таисия после заутрени пошла на луга вместе со всеми монашками, в руках у нее был узелок. Потом она отстала, и больше ее в тот день не видели. Стали расспрашивать о ночевавшей прошлую ночь у Таисии труднице. Узнали, что она жила на селе, у монастырского плотника. Жена его сказывала, что ночевали у нее три богомолицы. Одна из них, Настя, последний день на работу не пошла. Сказала, что за ней приехал муж, купец из Владимира. В этот день утром к Настасии пришла ее подруга белица, переоделась в мирское платье и ушла проводить Настю. Больше она ничего не знала. Опрос купцов в торговом ряду ничего не дал.

Мать игуменья велела всем, принимавшим участие в поиске, молчать. Через полмесяца в темной пристройке монашеских келий поселилась схимница, взявшая на себя обет молчания. Появлялась она в храме только на вечерние службы в рясе с пугающим изображением черепа на груди и на низко опущенном капюшоне, скрывающем лицо. Истово молилась в неосвещенном углу и после службы уходила последней. Если к ней обращались, она низко кланялась и отходила в сторону. Скоро всему монастырю стало известно, что ее имя Тавифа, что спит она в гробу и употребляет в пищу только сухари и воду. А позднее начали шепотом добавлять, что это и есть сестра Таисия, пользовавшаяся особой дружбой матушки игуменьи, а потом совершившая какой-то великий грех.

21

В то утро, когда Настя собиралась уехать из монастыря, Шатун поджидал ее в лесочке недалеко от Суздальского посада на Юрьев-Польской дороге. У него были все законные виды, как владимирского купца по имени Леон. Более того, во Владимире он имел лабаз с приказчиками. Однако Сергей для вящей безопасности старался не появляться среди людей без большой надобности. Из этих же соображений сейчас, поджидая жену, спрятал за деревьями лошадь с коляской, да и сам спрятался среди кустов.

Вот появилась Настя. Но она была не одна, с ней шла молодая незнакомая женщина. Шатун вышел из кустов, нахмурился и тихо спросил:

— Зачем с тобой чужая?

Настя виновато улыбнулась:

— Это ж боярышня из Тонинского, Таисия Прокофьевна.

Таисия умоляюще обратилась к нему:

— Сергей, не сердись на Настеньку. Во всем я виновата. Мы здесь встретились с ней случайно. А я еще в Тонинском знала, что она вышла замуж за атамана-кудеяровца. Знала я, что и дед ее кудеяровец, когда он мои письма носил сотнику Юрию Васильичу.

Растерялся Шатун, успел только вымолвить:

— Ошибаешься, боярышня. Я — купец владимирский, Леоном зовут.

— И это знаю, дай Бог тебе торговли прибыльной! Я пришла к тебе за другим. Сергей, Христом Богом молю: помоги увидеться с Юрием Васильичем! Это мое последнее желание на этом свете. На коленях прошу, заклинаю, сделай божескую милость! Помоги, умоляю!

Настя и Шатун подняли Таисию, повалившуюся на землю. Она рыдала, никакие уговоры на нее не действовали. Сергей понимал, что здесь он не должен задерживаться, каждую минуту тут могут появиться люди, и сдался. Посадив женщин в тележку, стегнул лошадь кнутом: