Старший брат царя. Книга 1 - [9]

Под конец игрища иноземные гости испросили у царя дозволение показать люду московскому рыцарский бой. На лед вышли фряги из охраны гостей почетных и начали «фехтен» — биться на саблях. Тут же на льду их судьи признали победителем сивоволосого долговязого фрязина. Он с достоинством поклонился царю русскому и стал вызывать на поединок русских витязей. Вызвались двое детей боярских, Вукола да Любомысл. Долговязый с Вуколой мигом расправился, в сугроб загнал, саблю из рук выбил. С Любомыслом немного больше бился, порезал ему кафтан на плече, кровь показалась, и судьи признали Любомысла побежденным. Крикнули клич еще. Народа много, а никто не отзывается, поняли войны, что сивоволосый ловок и саблю в руке крепко держит.

Царь Иван сердиться начал, посулил смельчаку рубль серебром, воевод трусами обозвал... Чем бы дело кончилось, неизвестно, если бы не выручил стрелецкий голова. Он сказал царю, что его десятник Монастырский может помериться силами с фрязином.

Юрша вышел на лед. На полголовы ниже иноземца он, а в плечах, может, ему ровня. Долговязый смело пошел в наступление, Юрша отступил. Все людское скопище притихло так, что стал слышен галочий гомон на деревьях вдоль Неглинной. Десятник скоро приноровился к ударам фрязина, ловко начал отражать их, и догадался, что у того сабля небось вершка на два длиннее обычной русской. Целый круг пятился, потом перешел в наступление, оттесняя долговязого на середину очищенного поля. Здесь фрязин, парируя удары, задыхаясь, прохрипел:

— Московит... давайт... отдых.

Юрша согласился и сразу отступил. Фрязин наклонился, загреб горсть снега, часть положил в рот, остальным вытер лицо. Юрша тоже хотел вытереться рукавом. Только прикрылся, тот зверем бросился на него. Скрипнувший под ногой фрязина снег спас Юршу. Он вовремя отпрянул в сторону, но, поскользнувшись, упал, а иноземец продолжал наносить удары.

Люд московский сроду за справедливость, а тут лежачего бьют! Стражу растолкали, на помощь рванулись. Такой рев грянул, что по Неглинной и в Кремле иней с деревьев посыпался, воронье в небе закружилось. Но помощь не потребовалась. Юрша отбил нападение, откатился в сторону и, улучив момент, вскочил на ноги и тут же сам кинулся на противника. Тот понял, что здорово разозлил соперника: не справившись с лежачим, тем более не одолеет его в равном бою. Сделав последний выпад, он со всех ног бросился к судьям, которые в это время вышли на лед.

Юрша бегать не разучился, он догнал фрязина и со всей силой стегнул его по спине саблей плашмя. Тот упал и распростертым скользнул под ноги своим.

Иван наградил Юршу не одним, как обещал, а двумя рублями серебра, которые тому очень пригодились — они вместе с Акимом ставили новый дом в Стрелецкой слободе. И еще царь повелел с этого дня Юрше и его десятку стрельцов находиться в своей охране.

13

Изба для охраны в Тонинском дворе большая, пары во всю стену двухъярусные, на сорок воев. Огонек лампады освещал лишь образ Богоматери и Георгия Победоносца в переднем углу да выскобленный до белизны стол и скамьи вокруг, а уж по углам шевелилась густая темень.

После ужина Юрша облюбовал себе место на нижних нарах в самом темном углу. вои его десятка рядом повалились, ребята половчее наверх забрались. Все разом уснули, а Юрше не спится, перебирает он в памяти события дня. Какую награду получил! Серого в темных яблоках коня, лучшего в тонинской конюшне!.. И вдруг Лебедя заслонил образ боярышни. Он вновь ощутил на своих руках теплую тяжесть ее тела, увидел совсем рядом голубые глаза и черные ресницы... Так живо все представилось ему, что аж крякнул от удовольствия. Около него зашевелился Аким, зашептал:

— Не спишь чего?

— Да вот... — и слукавил: - Коня... хорош вельми.

— Этот конь нам заботы прибавит. В поход его брать нельзя.

— Пошто так?

— Рассмотрел я его: жидковат. Мало ездили на нем, на первой же полтысяче верст засекется.

— Не возьмем, а вдруг царь спросит, где подарок? Что тогда?

— Так и объяснишь... Меня другое гложет. Царь Лебедя отдал против воли боярина Прокофия, а нам не с руки его сердить. Может, поговоришь с Прокофием? Коня ему оставить. Вернемся из похода, он расплатится с тобой. А, Юр Василич?

— Жалко.

— Вестимо, жалко.

Юрша начал подыматься с нар:

— Пойду посмотрю все ж.

Он никогда не возражал Акиму, так уж повелось с детства. Тому под пятьдесят, а Юрше в апреле, в день великомученика Георгия Победоносца исполнилось двадцать шесть. И как он начал помнить себя, в Кирилло-Белозерском монастыре всегда рядом находился Аким — учил стрелять из лука, махать саблей, впервые посадил в седло... Тогда Аким большую часть времени уделял Юрше. Получилось так, что маленький послушник хотя и жил в монастырской келье вместе с другими, но имел своего дядьку-воспитателя. Потом Аким женился, но детей у него не было, и со временем все стали считать Юршу его приемышем. Точно так же думали и соседи в московской Стрелецкой слободе, где Аким с Юршей строились.

На службе Аким относился к приемному сыну с заметной почтительностью, величал по отчеству, как начального человека; это тоже не удивительно, ведь он стал десятником, а Аким ходил у него в подчинении.