Старший брат царя. Книга 1 - [18]
— А татары уехали?
— Уехали. Все уехали и меня увезли.
Кривой обратился к Юрше:
— Ну что ж, десятник, полем ехать нельзя, на крымцев нарвемся. Пошли в объезд лесом. До Питомшей версты две, по пути нам.
Фёшка обрадовалась и побежала, скоро ее потеряли из виду.
Деревня Питомши, хотя и находилась на Диком Поле, все ж числилась за Скопинским воеводством. На берегу речушки рассыпалось шесть курных изб, седьмая несколько в стороне — побольше других, с высоким позолоченным крестом на князьке — Божий дом.
Как пошли слухи про крымцев, в деревне остались только бабка Матрена с внучкой Фёшкой: им некуда было податься, да и ноги бабкины ходить далеко не могли. Еще осталась вдовица Василиса — эта никого не боялась.
В тот день Фёшка пошла в лес, что прямо за дворами, лебеды да крапивы нарвать, похлебку сварить, и вдруг прибегает сама не своя. Говорит, ватажка лихих людей в деревню завернула. Фёшка испугалась, дело девичье. Питомши — деревня лесная, и, понятно, лихие людишки заглядывают в нее, особенно в крайнюю избушку, к Василисе-вдовушке. А тут, поговаривают, Кудеяр со своей братией близко бродит.
Бабка Матрена будто по делу вышла на зады, на Василисин двор заглянула. Пять лошадей с торбами стоят, а разбойничков не видно, может, в избе добро делят, а может, ночь прогуляли, теперь спят. Вернулась, пожурила внучку: чего испугалась, дурочка, такие девку зря не обидят. Пришлось печку не растоплять, варить нечего было, тюри поели малость.
Прошло сколько-то времени, на улице топот раздался. Выглянула бабка в дверь, думала — ватажка ускакала, ан нет, крымчаки! Подкосились у Матрены ноги, так в дверях и села. Татары проскакали мимо, прямо к Василисиной избе — лошадей увидали. Стычка была короткой. Ватажники выбегали из избы, ничего не поняв спросонья — только что уснули ребята. Татары их секли безжалостно. Один выскочил из окна, побежал к лесу, его поймали арканом и тут же повесили на ветле.
После легкой победы крымчаки рассыпались по дворам. В избу к Василисе вошли четверо и задержались там. Эта сперва кричала, потом затихла: одни татары выходили из избы, другие заходили.
К бабке Матрене ворвались трое, оттолкнули ее, кинулись к иконам, с одной содрали оловянный оклад. С печки из-под тряпья выволокли Фёшку. Один из них тут же повалил ее на скамейку, двое других бросились на него. Матрена по стенке добралась до скамьи и собой прикрыла внучку. Ее отшвырнули, она упала и затихла. Фёшку вырывали друг у друга. Появился четвертый, схватил ее, и все выкатились на улицу прямо под ноги лошади, на которой сидел толстый татарин с белой бородой. Он начал охаживать камчой спорщиков, а затем ловко нагнулся и поднял девушку на лошадь. Все загалдели, но толстый, не обращая на них внимания, поехал к дому Василисы. Тут, под ветлой, на которой висел ватажник, татары складывали награбленное, сюда он и сбросил девушку. Охранявший награбленное крымчак с отрубленным ухом привязал ее арканом к дереву. Она теперь не сопротивлялась, притихла, неотрывно смотрела на синие ноги повешенного. Тут же рядом сидел еще один татарин и старательно соскабливал с церковного креста позолоту.
Добыча оказалась небольшой, главным образом одежда ватажников да несколько шуб и помятых окладов икон. Все награбленное связали в узел, завьючили и собрались уезжать. Повешенного сняли — понадобился аркан. По указанию старшего безухий посадил девушку к себе на лошадь. Из избы Василисы последними выбежали два татарина, один из них высек огонь и сунул пучок задымившейся соломы в кровлю.
Вскочили на лошадей и ускакали.
Из двери избы, держась за притолоку, вышла истерзанная Василиса, простоволосая, в изодранной рубахе, палкой сбила еще не разгоревшийся огонь и, постанывая, нетвердо пошла, нагибаясь над трупами ватажников. Наконец нашла, кого искала. Это был кряжистый мужик с окровавленной головой и раной на плече. С огромным усилием повернула его лицом вверх, он открыл глаза. Подтащила его к стене избы, посадила, продолжая стонать, оторвала рукава от своей рубахи и принялась перевязывать раны ватажника.
Когда в деревне появился отряд Юрши, Василиса безуспешно пыталась поднять второго ватажника. Увидев всадников, Василиса запричитала:
— Ой, ребятушки! Помогите им, а то кровыо изойдут. Двое живы пока! — Хотела что-то еще сказать, но повалилась наземь. Аким послал за водой, а сам занялся ранеными.
Прибежала громко воющая Фёшка, с трудом выговорив, что бабка ее преставилась.
Юрша, поняв, что здесь можно надолго задержаться, обратился к Кривому:
— Оставляй тут своих человек пять, да я оставлю подставу. Пусть управляются, покойников похоронят, раненых в лес уведут. А нам нужно спешить, путь дальний.
Кривой согласился, стал отбирать, кому остаться. Его подозвал один из раненых. Они долго тихо разговаривали. Готовый в дальнейший путь, подъехал Юрша и спросил:
— Кто это? Знакомец?
Кривой замялся. Ответил раненый:
— Гурьян я, из местных. Тебе не надо ехать на Елец-поле... Грамоту и языка ближе достанем.
— Я не знаю тебя. Как верить?
Кривой решительно подтвердил:
— Гурьяну можно верить. Воевода, вишь, говорил: нужно местных поспрошать.
Писатель Николай Васильевич Кондратьев (1911 - 2006) родился в деревне Горловка Рязанской губернии в семье служащих. Работал топографом в Киргизии, затем, получив диплом Рязанского учительского института, преподавал в сельской школе. Участник Великой Отечественной войны. Награжден орденами Красной Звезды, Отечественной войны, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией» и др. После войны окончил Военную академию связи, работал сотрудником военного института. Член СП России. Печатался с 1932 г. Публиковал прозу в коллективных сборниках.
Генерал К. Сахаров закончил Оренбургский кадетский корпус, Николаевское инженерное училище и академию Генерального штаба. Георгиевский кавалер, участвовал в Русско-японской и Первой мировой войнах. Дважды был арестован: первый раз за участие в корниловском мятеже; второй раз за попытку пробраться в Добровольческую армию. После второго ареста бежал. В Белом движении сделал блистательную карьеру, пиком которой стало звание генерал-лейтенанта и должность командующего Восточным фронтом. Однако отношение генералов Белой Сибири к Сахарову было довольно критическое.
Исторический роман Акакия Белиашвили "Бесики" отражает одну из самых трагических эпох истории Грузии — вторую половину XVIII века. Грузинский народ, обессиленный кровопролитными войнами с персидскими и турецкими захватчиками, нашёл единственную возможность спасти национальное существование в дружбе с Россией.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.