Старшая сестра, Младшая сестра, Красная сестра. Три женщины в сердце Китая ХХ века - [45]

Цинлин присутствовала на всех совещаниях Сунь Ятсена с представителями Москвы и попала под влияние Бородина. Михаил Бородин и его жена Фанни (Фаина) много лет провели в Америке и говорили по-английски с акцентом, характерным для Среднего Запада США. В кругу этих людей Цинлин чувствовала себя свободно и быстро сблизилась с ними. Поскольку общим языком в их маленькой компании был английский, Сунь Ятсен шутил, что «язык колонизаторов… оказался превосходным средством передачи опыта русских революционеров китайским товарищам»[223].

Еще со времен учебы Цинлин интересовалась политикой, а теперь оказалась в эпицентре событий. Она испытывала необыкновенный восторг. Ленинизм очаровал ее, высветив всю неистовость и твердость ее характера. Цинлин поверила в эту идеологию и вошла в число убежденных ленинцев, став Красной сестрой – в отличие от ее мужа, который стремился использовать сотрудничество с советскими коммунистами исключительно для достижения собственных целей.

В 1924 году против Сунь Ятсена взбунтовались кантонские торговцы. Война, которую вел Сунь Ятсен, легла на них слишком тяжким бременем, они считали, что их уже обобрали до нитки. Кульминацией волнений лавочников стала всеобщая забастовка в августе того же года. У забастовщиков имелся собственный вооруженный отряд, кроме того, их поддержали войска, собранные Сунь Ятсеном. Он принял решение подавлять протесты силой. Тринадцатого октября 1924 года Цинлин написала Бородину: «Доктор Сунь Ятсен решил действовать без промедления… [его войскам] необходимы навыки ведения уличных боев, поэтому доктор Сунь Ятсен надеется, что вы поручите своим специалистам обеспечить им такую подготовку… Цель этих действий – сокрушить армию предателей и добровольцев из числа мятежных торговцев». Используя терминологию ленинизма, она объясняла Бородину: «жители Кантона настроены к нам враждебно», следовательно, спасти Кантон может «лишь страх и власть террора»[224].

В то время из школы Вампу выпустились курсанты, получившие советскую военную подготовку. Они сыграли решающую роль в ликвидации вооруженных торговцев, конфисковывая их лавки, товары и дома. Непричастных лавочников под страхом казни заставили немедленно открыть свои заведения. В ходе этой расправы сотни людей погибли, тысячи домов были сожжены. Общественность осудила действия Сунь Ятсена, однако эта жестокая акция позволила ему укрепить свое положение.

Вскоре Сунь Ятсен вновь получил хорошие вести – на этот раз из Пекина: 23 октября 1924 года в результате государственного переворота был свергнут президент Цао Кунь, дискредитировавший себя в том числе подкупом на выборах. Переворот возглавил Фэн Юйсян, прозванный «христианским генералом»: он прославился массовым крещением своих солдат, во время которого их поливали водой из пожарного шланга. Так же, как и Сунь Ятсен, Фэн Юйсян получал крупные поставки советского оружия. Он пригласил Сунь Ятсена в Пекин и предложил ему «возглавить страну»[225]. Мечта, к которой все эти годы стремился Сунь Ятсен, казалось, была совсем близко. Он без колебаний ответил, что уже едет.

Правила устанавливал Бородин, московский советник. Перед отъездом из Кантона Сунь Ятсен должен был опубликовать манифест с призывом «Долой империалистов!» (то есть западные державы) и публично осуждать Запад повсюду, а не только в столице. Сунь Ятсен отправлялся в Пекин как ставленник Москвы.

Сунь Ятсен исполнил требование и опубликовал манифест. Тринадцатого ноября он в сопровождении Бородина покинул Кантон, 17 ноября они прибыли в Шанхай. Оттуда менее чем за двое суток можно было добраться поездом до Тяньцзиня – крупного порта и делового центра Северного Китая, расположенного в непосредственной близости от Пекина. Через считаные дни мечта Сунь Ятсена могла сбыться. Однако он взял паузу, сделал крюк и на тринадцать дней уехал в Японию.

Сунь Ятсен заранее все продумал. Бородин убедился, что его подопечный твердо придерживается «антиимпериалистической» риторики. Сунь Ятсен исключительно резко высказывался против Запада, особенно в Шанхае, громко обещая упразднить сеттльменты сразу же после прихода к власти (несмотря на то, что всякий раз по прибытии в Шанхай он прятался в сеттльментах, где его защищали западные законы). Люди встречали Сунь Ятсена митингами, скандировали антизападные лозунги. Было очевидно, что Сунь Ятсен наживает врагов в лице всех западных держав и связывает себя прочными узами только с Советской Россией.

Призрак коммунизма пугал народные массы и большинство членов Гоминьдана. Оставаясь московским протеже, Сунь Ятсен наверняка встретил бы неприятие как в рядах однопартийцев и общественности, так и среди иностранцев. Он понимал, что, находясь под влиянием Бородина, вряд ли сумеет занять президентский пост (как бы ни продвигал его «христианский генерал» Фэн Юйсян). И даже если он займет кресло президента, то не задержится на этом посту надолго. Однако действовать вопреки распоряжениям Бородина Сунь Ятсен не мог. Он был всецело обязан советским коммунистам, поскольку они финансировали его, вооружали его армию и готовили для него офицерские кадры. Единственный выход – найти другого могущественного покровителя. И Сунь Ятсен мысленно вновь обратился к Японии.