Старшая правнучка - [52]

А на балах варшавских благодаря нашим рысакам замечательным и изумрудам императорским провозгласили меня царицей бала, и натанцевалась я так, как не отплясывала и во времена своего девичества.

Ну вот и конкретное замечание об императорских драгоценностях. Матильда ездила за ними в Блендов. А вот что с ними сделала потом? Оставила у себя или отвезла обратно в Блендов? Да, чудесные сокровища действительно существовали, сомнений нет. По спине пробежали мурашки. Сокровища, предназначенные ей, Юстине, самой старшей правнучке. И что, до сих пор лежат где-то спрятанные? Или пропали? Ведь была же она в Блендове, глупая, не сообразила как следует осмотреть тамошнюю библиотеку. Почему, последняя кретинка, только сейчас удосужилась дочитать дневник до этих прямых указаний? Почему не прочла прабабкиного дневника еще до войны?

А ведь считала себя умной и рассудительной, в противоположность глупой и легкомысленной Хелене. Ха-ха, тоже мне умница! Да Хелена по сравнению с ней – гений!

Упреками делу не поможешь, это Юстина прекрасно понимала, но и не упрекать себя не могла. Только она одна во всем виновата, а ведь благосостояние стольких людей было в ее руках! Несколько дней Юстина сокрушенно ела себя поедом, все у нее валилось из рук, никак не могла восстановить душевное равновесие. Даже прибегла к радикальному средству: спустилась в кухню и, вынув из холодильника бутылку хорошо замороженного яжембяка, опрокинула сто граммов, не смущаясь присутствием Гортензии и Гени.

– Что с тобой, дитя мое? – в ужасе вопросила Гортензия, потрясенная видом пьющей Юстины.

– Должно быть, все из-за тех дел, что творятся у пани Барбары, – предположила Геня. – Тут любой запьет.

Яжембяк свое действие оказал, у Юстины перестало шуметь в ушах и сжиматься сердце, и она решила – ни за какие сокровища не признается родным в своей оплошности, пусть она идиотка, дебилка, кретинка последняя, прекрасно, но это ее личное дело, не обязательно родне об этом знать. Потерять свою репутацию самой рассудительной в семействе? Ну уж нет, такого она просто не вынесет. Надо что-то придумать, что-то предпринять, может, еще не поздно? Конечно, заниматься этим следовало сразу после войны, в сорок пятом, а теперь, когда прошло двадцать лет, когда здание там столько раз ремонтировалось и перестраивалось… Ладно, главное – спокойствие.

– Давление у меня упало, – объяснила она свои сто грамм. – Так что там стряслось у тетки Барбары?

– Никто толком не знает, – почему-то таинственным шепотом отвечала Гортензия. – Заперлись и никому не открывают. А Феля в кухне плачет. По телефону нам сказала.

– Но они хотя бы живы?

– Живы, наверное, потому что время от времени какие-то стуки слыхать.

– А что по телефону говорят?

– Ничего не говорят, к телефону они не подходят, только одна Феля.

– Так надо туда поехать! Что же вы!

– Меня не пустят, – захлюпала носом Гортензия. – Мне и ехать нечего.

– Я поеду. Меня впустят. Или насильно ворвусь к ним в квартиру. А вдруг этот Антось совсем спятил и силой удерживает там Барбару и Фелю?

– Как же, так Барбара и позволит себя насильно удерживать, – сразу перестала хлюпать Гортензия. – Но мне кажется, лучше туда послать мужчину, Болека или Людвика. Некстати все наши дети повыезжали… Может, Юрочку вызвать?

– Где вы сейчас Юрочку разыщете, он ведь в вечных хлопотах по хозяйству. Нет, поеду сама. А парадную дверь мне Феля откроет, позвоню ей, что еду.

– На чем же ты поедешь?

– На машине, на чем же еще.

– А ты не пьяная после яжембяка?

Юстина, уже успевшая позабыть о ста граммах,

честно прислушалась к своему внутреннему состоянию.

– Да нет, совсем трезвая. Еду!

Знаменитый "мерседес" семейство со временем превратило в два "вартбурга". Одним пользовался Людвик, другим – Юстина. Барбара благодаря своему Антосю располагала более престижной маркой, у нее под окнами стоял "вольво".

Предупрежденная по телефону о визите, зареванная Феля ожидала под дверью и открыла после первого же треньканья звонка. С радостью приветствуя Юстину, Феля шепотом сообщила, что господа с самого утра заперлась и-должно быть, вовсе не ложились. Ночью что-то делалось, она не знает, что именно, сама-то вздремнула, а потом ее какой-то непонятный шум разбудил, и гости все враз ушли, а ведь обычно выходили поодиночке. Она утром наладилась, как обычно, порядок в комнатах наводить, так не тут-то было, двери на ключ запертые, а пани через дверь крикнула, чтобы шла прочь и голову не морочила. И еще велела никого в квартиру не впускать, никому не открывать, только через цепочку посмотреть, если кто явится. И в таком положении Феля до сих пор сидит, только кухней пользуется да еще маленьким туалетом и каморкой, что при кухне, а все остальное на запоре. Слава богу, в кухне второй телефон, хоть своим можно позвонить.

Юстина уселась в кухне на стул и принялась обдумывать услышанное. Неужели придется впутываться в партийно-преступно-политические махинации Антося? Ни в жизнь! Тогда что, ждать, пока само все объяснится? Проголодаются и сами выйдут?

– А еда у них там какая-нибудь имеется? – спросила она у Фели, перебивая на полуслове ее монотонные причитания.