Старшая подруга - [23]

В этот момент ей даже в голову не пришло рассказать, что она не виновата, с горки поехала не по своей воле. Указать на Рыжего означало только одно – донос. А с доносчиками поступали жестко: дожидались ночи и устраивали «темную». Сами воспитатели неохотно препятствовали подобным разборкам, считая кляузничество одним из тяжких грехов. А потому падение с горки лицом в лед было цветочками в сравнении с тем, что ждало бы ее после отбоя, пожалуйся она на обидчика.

Она сделала неимоверное усилие и вновь встала на ноги. Двигаясь на ощупь, кое-как доковыляла до корпуса. Зашла в медпункт. Медсестра Зина только руками всплеснула.

– Ой! Божечки, на кого ж ты похожа! Вся морда расквашена. Горе мне с вами, не живется вам спокойно.

Ее усадили на кушетку, и началась получасовая пытка. Зина сначала промывала ссадины водой, затем смазывала их перекисью, а после зачем-то еще зеленкой. Было ужасно больно, но она не плакала. Стиснула зубы и не издала ни единого писка.

Она думала о Рыжем. О том, как вырастет большой и сильной. Подойдет к нему и со всей силы залепит пощечину. Такую, что он отлетит назад, а может, даже грохнется. Эти мысли помогли ей преодолеть боль. Даже Зина с уважением проговорила по окончании экзекуции:

– Ну ты кремень. Такая малявка, а какое терпение. Иди. Закажем тебе новые очки.

Она пошла в группу. При виде ее лица, сплошь в зеленых пятнах, дети зашлись хохотом.

– Ой, не могу, – надрывался Рыжий. – Стрекоза теперь божья коровка. Только зеленая-я!

Ему вторила белобрысая Полина:

– Красавица! Лягушка! Мухомор!

– Вот, посмотрите, как озорничать во время прогулки, – назидательно проговорила Ксения Тимофеевна. – Полдничать сегодня не будешь, – обратилась она к ней. – И марш драить батарею.

На полдник было печеное яблоко, ее любимое, посыпанное сахаром. Из глаз сами собой брызнули слезы. Они текли на ранки, заставляя их больно саднить.

Она оглянулась в робкой надежде найти хоть кого-то если не сочувствующего ей, то хотя бы не смеющегося. Но комната расплывалась в тумане слез и близорукости. А уши по-прежнему ловили издевательский хохот…

…Она очнулась от грез так же внезапно, как и заснула. Вокруг было тихо, ни звука. Все спали. За окном молочно белел начинающийся рассвет. Ей захотелось пить. Она встала, на цыпочках прошла к столу, налила воды из фарфорового кувшина и с жадностью выпила. Так же потихоньку, стараясь не скрипеть старыми половицами, вышла за дверь.

Холодный осенний ветер сразу налетел и стал трепать тонкую рубашку. Птицы еще не пели, только из пруда, находящегося неподалеку за оградой, квакала одинокая лягушка. Ежась от холода, она переступила с ноги на ногу. Зажгла прихваченную по дороге сигарету, затянулась.

Ей было спокойно и легко. Впервые так спокойно за последние шесть лет. Она была уверена, что поступает правильно. Все отлично, она в безопасности, то, что задумано, должно свершиться. Рука ее не дрогнет, и никакой жалости, ни малейшей! Сон, приснившийся сейчас, это знак того, что нельзя ничего забывать. Нельзя прощать…

Она не спеша докурила, кинула окурок в консервную банку, наполненную водой, стоящую тут же, на крыльце. Вдохнула полной грудью и пошла обратно в дом.

15

Всю дорогу до полиции Елена места себе не находила. Несколько раз она едва не врезалась, и здоровенный мужик из окошка джипа показал ей громадный волосатый кулак.

Они с Игорем подъехали к зданию ОМВД одновременно. Оба выскочили из машин и, даже не поздоровавшись, кинулись к КПП. Дежурный уже запомнил их в лицо.

– К полковнику? Проходите.

Елена и Игорь рванули по коридору к кабинету. Игорь добежал первым и ждал, пока задыхающаяся Елена догонит его.

– Как ты, милая? – Он с тревогой посмотрел на ее багровое от напряжения лицо.

Вместо ответа она махнула рукой и дернула за ручку дверь. Степанов, по обыкновению, сидел в кресле и говорил по телефону. При виде Елены и Игоря лицо его стало серьезным и сумрачным. Он быстро распрощался и повесил трубку.

– Хорошо, что вы пришли. Присядьте.

Елена продолжала стоять ни жива ни мертва. Ей казалось, под ней сейчас провалится пол. «Сейчас он скажет, что нашли труп. Вот сейчас», – навязчиво вертелось у нее в голове.

– Садитесь, Елена Витальевна, в ногах правды нет, – настойчиво повторил полковник. Елена слышала его голос словно сквозь толщу воды. Перед глазами все начало плыть и двоиться. Затем большое окно, занавешенное металлическими жалюзи, вдруг дрогнуло и стало сползать вниз.

– Скорее! Держите ее! Быстро, она теряет сознание! – Это было последнее, что услышала Елена. Дальше все провалилось в густую темень.

Она очнулась от резкого запаха, от которого запершило в горле и защипало в носу. Прямо перед ней было испуганное лицо Игоря. Она взглянула чуть в сторону и увидела Степанова. Тот держал в руке ватную палочку с нашатырем.

– Так, порядок. – Полковник удовлетворенно кивнул. – Ну разве так можно? Вы же не доживете до возвращения дочери. – Тон его был одновременно и укоризненный, и мягкий, сочувственный.

Елена облизнула пересохшие губы.

– До возвращения? Света… она не… не погибла?

– Конечно нет. С чего вы взяли? – Степанов подставил стул и присел рядом.