Старовский раскоп - [65]

На улице мороз щипал нос, люди спешили на работу и по прочим своим заботам, автомобили выхлапывали сизый едкий дым, который не поднимался как положено вверх, в небо, чтобы исчезнуть в облаках, а стелился по накатанному льду шоссе. Алина неузнанной проскользила в плотной толпе через остановку "Хлебная", через пролесок пробежала, кутаясь в шарф, а дальше начинались монотонные гаражи. Среди них Алина расслабилась, поправила шарф и сменила с чужого плеча, неудобную куртку на шерсть. Хорошо, когда можно так — тенью скользить через щели в заборах, через собачьи лазы и тесные просветы домов, вытанцовывать и виться…

***

У мамы непорядок с сердцем. На самом деле. И еще Алина подумала, какая она дура. В смысле, не мама, конечно, а сама Алина, которая, помня о мамином непорядке, вот так вот легко позвонила в дверь, легко шагнула через порог и опрометчиво кинулась на шею к родной:

— Здравствуй, мамочка!

Та охнула, отшатнулась, тяжело осела на подвернувшуюся тумбу:

— Алина?! — придушенно всхлипнула. — Артем! Артем, иди сюда!

И сунула ладонь под левую грудь.

— Ох…

— Мам, ты что это…?!

Выбежал папа, ошалелыми глазами поглядел на блудную дочь, тоже охнул, но за сердце хвататься не стал:

— Света? Светочка, что с тобой? нехорошо?

Обошлось. От радости, говорят — оно не бывает сильно плохо. Отец принес каких-то таблеток, мама вытряхнула одну на язык, порозовела и перестала хватать воздух ртом, как выброшенная на берег рыбешка. Зато показалось — сильно сдала мама. Постарела и побледнела, что ли. Может, малость похудела. Отец залпом опустошил стакан воды и тоже перестал глядеть дико. Жаль только, что Алина не придумала заранее, что будет говорить. Вышло так себе.

— Вы… только не волнуйтесь больше! Я пока не могу рассказать, но со мной нормально! Я сейчас уйду, а… в общем, как смогу, так сразу и вернусь. И в милиции ничего не рассказывайте, ладно?… Нет, пап, это не криминал! Всё в порядке! Никто меня не шантажирует! Пап, ну подумай сам… Мам, ты ведь не сильно нервничала?… Ой, ладно… сама знаю, что глупость сморозила… Только не смотрите на меня так, я не специально! Мам, ну не плачь… пожалуйста. Я ж живая! Честное слово…

Уф…. И вам же на работу? Слушайте, а моя старая одежда еще лежит? А ключи запасные от моей квартиры?… Ладно, я тогда переоденусь и пойду… Да, конечно, еще увидимся! И очень скоро. Мам, ну не плачь снова… Как же ты на работу-то? С таким лицом?! А… там привыкли уже? Мам, извини меня… Ладно?

Нашлась старая курточка, не ношенная с четвертого курса университета, в одном месте прожженная угольком от костра. Это еще с выезда, с "зимника", который устроили на Вальпургиеву ночь. Костер, гитара, вино и водка — все как положено. Даже еще — надо же! — самую малость пахнет одежка костром. А дырочка почти незаметная. Нашлись старые джинсы и рубашка. Ведь говорила родителям — выкиньте это древнее барахло. А мама всё жалела — мало ли, когда понадобится. Милая бережливая мама. У самой слезы на глаза навернулись.

Мама всё-таки ушла на работу, вровень с отцом. Закрыли за собой дверь, оставив в тишине дома детства. Тут, кажется, всё как прежде осталось — даже гномик из глины, школьная поделка, стоит на полке в кухне…

Алина торопливо переоделась, глянула на себя в зеркало коротко — что-то в облике изменилось, неуловимое, так сразу и не скажешь. В зеркале, без сомнения, Алина Ковалева, но…

***

Дежурство — с половины второго ночи до десяти утра. А больше — бессмысленно. Днем брать? Это вряд ли. Днем кошки отсыпаются. Вот повезло, так повезло. Среди ночи телефонный звонок — и пожалуйте на рейд! И плевать, что благоверная шипит, плюется ядом — дескать, кто пенсию по утрате кормильца потом выплачивать будет, кто детей на ноги подымет?! Да это-то точно будет, с голоду не помрут. Своих в беде не оставят. Знает она. Просто боится.

В связке еще Валька Семенов и Гриша. Оба злые, как черти, а у Гриши еще и похмелье. Его с юбилея выдернули.

Сунули ориентировки, дали след, велели искать девчонку. Ну и заданьице — двинутых баб еще только не ловили!

Еще сказали без особой уверенности — пантер может быть и две. Еще один мужик, легальный, но дернулся в бега. И кто из них психопат — непонятно. Может, оба?

Покурить всю ночь тянуло зверски, но пришлось терпеть — нюх выбивает. Раньше хоть бы хны после жалкой пары сигареток, а сейчас — ни к черту нос стал. Видать, старость.

Валька все время ныл, как его жизнь задолбала. Машина у него, видите ли, ломается второй раз за месяц. Жена растолстела и уже все, не тянет к ней. И по бабам не побегаешь — унюхает сразу. "А чего тогда с ней живешь?" — спрашиваю. "А, — говорит. — Люблю ее, холеру, всё равно. Хоть и не тянет к ней".

Квадрат достался противный — городская свалка, задворки, помойки помельче, засранные дворы местной алкоты…

Постоянно выпадают такие районы — издеваются они все там, что ли? Спросил Гришу, чего так не везет. А он говорит, что, дескать, спать меньше надо, чтобы приличные квадраты доставались. И вообще, где, говорит, в Заречце приличные районы? Откуда им тут взяться? Это вам, братцы, не столица. И не…как его?… Амстердам, где асфальт на улице с порошком моют. В общем, есть в жизни счастье, да не про нашу честь.