Старосольская повесть. История унтера Иванова. Судьба дворцового гренадера - [62]
Он был жив, он любил ее, он стремился к ней, она чувствовала это постоянно всем своим существом. Значит, надо только ждать конца испытаний, вынести разлуку.
Ожидание скрашивал маленький Яша. В его крошечном ротике, уставленных на нее глазах, в расположении родинок на шее и щеке, в смешном хохолке над атласным лбом она видела Александра Дмитриевича. Но все-таки это был только отблеск, только дорогое напоминание того желанного, ежечасно ожидаемого.
И она ждала все радостнее и увереннее. Ведь минута встречи приближалась.
В Петербурге Егор Герасимович исправно ходил в департамент и «постигал». Подтвердилось, что «не боги горшки обжигают», — без большого труда майор усваивал необходимые сведения.
В воскресные дни и вечерами он степенно гулял по городу, съездил по железной дороге в Павловск, побывал на гулянии и фейерверке в Петергофе. Познакомился с несколькими чиновниками, так что было с кем в трактир зайти пообедать или вечером в карты перекинуться. Одним словом, время прошло приятно и с пользой. Завелись нужные в будущем знакомства, если не с высшими чинами, то со столоначальниками и делопроизводителями, от которых тоже зависит немало.
В первых числах июня, окончив все дела и уже начав укладываться, майор получил письмо от своего генерала. Барон писал, что по его неоднократному представлению петербургское начальство разрешило наконец ремонт казенного дома, где помещались его квартира и канцелярия, а также богадельни, госпиталя и гауптвахты в Старосольске. Что он велел приступить к работам немедля, дабы не упустить летнего времени, но через неделю выяснилось вдруг, что уездное казначейство не имеет должных сумм на эти расходы, идущие по новой смете. И оттого всему грозит полная остановка. Начальник уезда просил Егора Герасимовича употребить все усилия, чтобы исхлопотать немедленный отпуск денег, и прилагал письма к видным чиновникам департамента. Оканчивалось же генеральское послание просьбой, буде дело устроится, получить хоть половину нужных средств и лично привезти их, за что обещалась вечная и вещественная благодарность.
Пришлось отложить отъезд и вновь начать ходить в департамент. Благодаря генеральским и своим связям майор в две недели получил все просимое и наконец выехал из Петербурга. От конвоя он отказался, предпочитая положенные на таковые случаи двойные прогоны и харчевые обратить в свою пользу. А деньги — сорок три тысячи крупными ассигнациями — самолично зашил в холщовый набрюшник, которым опоясался под рубаху.
И в самом деле, какой там конвой! Егор Герасимович ехал по самым что ни на есть людным местам. Строилась Николаевская железная дорога. Почти до самого Колпина бегали уже, стуча и свистя, паровики с длинными, коптящими небо трубами, таща платформы с песком, рельсами, камнем. А дальше хоть и не было еще чугунной колеи, но уже высились земляные насыпи, вырастали мосты, подвозился материал и тысячи лапотного люда копошились около нового дела. Глухо стучали «бабы», ударяя по сваям, согласно и заунывно раздавалась «Дубинушка».
Целые городки временных дощатых балаганов и землянок видели проезжие на болотах по бокам старой шоссейной дороги. Много встречалось путейских офицеров, подрядчиков, заводчиков и иностранцев. Бойчее, чем всегда, торговали кабаки. Тяжело вздыхали смотрители почтовых станций, предвидя недальнее переселение с насиженных за десятки лет мест или увольнение за штат. Было на что посмотреть и чего послушать проезжему.
Почти без задержки доехал Жаркий до Чудова. Отсюда надо было сворачивать на Новгород. Но станционный смотритель, крепкий мужчина с плутовским взглядом, стоявший на широком крыльце станции, на вопрос о лошадях отчаянно замахал руками:
— Что вы, что вы, ваше высокоблагородие, какие лошади! Вчерась великий князь в Москву проехать изволили, нынче утром сами Петр Андреевич в Тверь проскакали, днем двух генералов в Петербург повезли. Да у меня и так полно господ… Полковник свитский вторые сутки сидят и те ничего, видят сами, какова оказия.
Действительно, в отворенных окнах торчало несколько господских голов, глазевших на вновь прибывшего. Слышался говор и звон гитары. А за растворенными настежь воротами на дворе виднелись незаложенные дорожные экипажи.
Однако Егор Герасимович, выслушав все и осмотревшись, сунул в руки смотрителю подорожную и внушительно сказал:
— Те все господа как желают, а мне чтобы через час лошади были. А пока — самовар.
Станционный дом был большой, каменный, со многими комнатами. Из сеней Егор Герасимович попал в большую залу. Смотритель не соврал — она была полна. Человек до пятнадцати проезжих ели, спали, курили, разговаривали. Здесь было неопрятно и, несмотря на открытые окна, чадно и дымно. Два огромных зеленоватых самовара стояли на застланных грязными скатертями столах, окруженные чашками и едой на тарелках и бумаге. На длинных, обитых потертой клеенкой диванах спали несколько человек, обложенные дорожной поклажей.
В противоположной входу стене была широкая дверь с закрашенными белым стеклами в верхней части. Над ней стояла надпись: «Дамская половина». Около этой двери, когда майор вошел в залу, топтались два молодых человека и, посмеиваясь, старались что-то рассмотреть за стеклами. Третий, сидя близко от них верхом на стуле, тоже смеялся и говорил:
Повесть В. М. Глинки построена на материале русской истории XIX века. Высокие литературные достоинства повести в соединении с глубокими научными знаниями их автора, одного из лучших знатоков русского исторического быта XVIII–XIX веков, будут интересны современному читателю, испытывающему интерес к отечественной истории.
Исторический роман, в центре которого судьба простого русского солдата, погибшего во время пожара Зимнего дворца в 1837 г.Действие романа происходит в Зимнем дворце в Петербурге и в крепостной деревне Тульской губернии.Иванов погибает при пожаре Зимнего дворца, спасая художественные ценности. О его гибели и предыдущей службе говорят скупые строки официальных документов, ставших исходными данными для писателя, не один год собиравшего необходимые для романа материалы.
Владислав Михайлович Глинка (1903–1983) – историк, много лет проработавший в Государственном Эрмитаже, автор десятка книг научного и беллетристического содержания – пользовался в научной среде непререкаемым авторитетом как знаток русского XIX века. Он пережил блокаду Ленинграда с самого начала до самого конца, работая в это тяжелое время хранителем в Эрмитаже, фельдшером в госпитале и одновременно отвечая за сохранение коллекций ИРЛИ АН СССР («Пушкинский дом»). Рукопись «Воспоминаний о блокаде» была обнаружена наследниками В.
Повесть В. М. Глинки построена на материале русской истории первой четверти XIX века. В центре повести — простой солдат, находившийся 14 декабря 1825 года на Сенатской площади.Высокие литературные достоинства повести в соединении с глубокими научными знаниями их автора, одного из лучших знатоков русского исторического быта XVIII−XIX веков, будут интересны современному читателю, испытывающему интерес к отечественной истории.Для среднего и старшего возраста.
Жизнь известного русского художника-гравера Лаврентия Авксентьевича Серякова (1824–1881) — редкий пример упорного, всепобеждающего трудолюбия и удивительной преданности искусству.Сын крепостного крестьянина, сданного в солдаты, Серяков уже восьмилетним ребенком был зачислен на военную службу, но жестокая муштра и телесные наказания не убили в нем жажду знаний и страсть к рисованию.Побывав последовательно полковым певчим и музыкантом, учителем солдатских детей — кантонистов, военным писарем и топографом, самоучкой овладев гравированием на дереве, Серяков «чудом» попал в число учеников Академии художеств и, блестяще ее окончив, достиг в искусстве гравирования по дереву небывалых до того высот — смог воспроизводить для печати прославленные произведения живописи.Первый русский художник, получивший почетное звание академика за гравирование на дереве, Л. А. Серяков был автором многих сотен гравюр, украсивших русские художественные издания 1840–1870 годов, и подготовил ряд граверов — продолжателей своего дела.
Книга ленинградского писателя и историка рассказывает об истории создания Военной галереи Зимнего дворца, о роли, которую сыграли в политической, общественной и культурной жизни России XIX века представленные в ней люди, о влиянии многих из них на А.С.Пушкина.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Второе издание. Воспоминания непосредственного свидетеля и участника описываемых событий.Г. Зотов родился в 1926 году в семье русских эмигрантов в Венгрии. В 1929 году семья переехала во Францию. Далее судьба автора сложилась как складывались непростые судьбы эмигрантов в период предвоенный, второй мировой войны и после неё. Будучи воспитанным в непримиримом антикоммунистическом духе. Г. Зотов воевал на стороне немцев против коммунистической России, к концу войны оказался 8 Германии, скрывался там под вымышленной фамилией после разгрома немцев, женился на девушке из СССР, вывезенной немцами на работу в Германии и, в конце концов, оказался репатриированным в Россию, которой он не знал и в любви к которой воспитывался всю жизнь.В предлагаемой книге автор искренне и непредвзято рассказывает о своих злоключениях в СССР, которые кончились его спасением, но потерей жены и ребёнка.