Старомодная манера ухаживать - [24]

Я уже сказал, что день был прекрасный, словно отлитый из жидкого хрусталя весеннего света, проснувшись, мы широко раскрыли балконную дверь, и я убрал напитки, оставшиеся после вчерашней вечеринки, на которой мы отмечали годовщину окончания школы. Вера натянула джинсы и сварила крепкий кофе — жалко, что ты не пьешь кофе, сказала она; спасибо, я предпочитаю бренди, бренди — лучший напиток, ответил я — мы никуда не спешили, все выходные у нас были впереди. Верин муж, он же мой лучший друг, куда-то уехал из города, мы себя чувствовали в безопасности и были готовы на два дня забыть обо всем мире. По небу, оставляя след, полз реактивный самолет. Пространство вокруг нас было объемным, каким-то выточенным, рваным и скрученным, казалось, чувствуется, что земля круглая. Во все еще чистом утреннем воздухе над Дунаем были видны зеленые затопленные рекой ивы. Приближался сезон рыбной ловли. Вера взяла альбом и начала что-то рисовать. Потом сказала:

— Я думаю, что он знает.

— Ты уверена?

— Да, он всю зиму не вылезал из дома, сейчас еле уговорила его поехать. Правда, он ничем не показывал, что подозревает, я просто почувствовала. А ты как думаешь?

— Думаю, что догадывается. Он мне сказал несколько дней назад.

— Что он тебе сказал?

— Сказал, что в последнее время ты странно себя ведешь, и что он предполагает — у тебя кто-то есть. Попросил меня присмотреть за тобой, пока его нет.

— Ты пообещал?

— Естественно, пообещал, ты же видишь, я ни на минуту с тобой не расстаюсь, — сказал я, и Вера мне улыбнулась. Вера чудесно улыбается.

— Странная была вчера компания.

— Странная. Мы так изменились. Некоторых я вообще не узнал. Как звали того типа в очках, сказали, что он писатель, помнишь, он ничего не хотел пить?

— Ты имеешь в виду Михайло. Как же ты его не помнишь, у него есть старший брат, Станко, но Михайло пошел в школу раньше срока, поэтому оба оказались в нашем классе. Они играли в баскетбол, и в каком-то классе заняли первое место по гимназии.

— Плохо помню, — сказал я. — Никто на себя больше не похож.

— Просто ты много пил, — сказала Вера.

— А как было не пить. После стольких лет каждый хочет выглядеть лучше, чем он есть на самом деле. У меня такое впечатление, что, хотя мы не виделись годы, а может быть именно поэтому, между нами происходило какое-то тихое, но очень жесткое состязание. Кто чего достиг, кем стал, какую карьеру сделал, женат или разведен, есть ли дети, где живет, куда ездит отдыхать и так далее, куча глупостей, свойственных среднему возрасту, причем, все это в потерпевшей полное фиаско, никому не известной стране, которая совершенно очевидно находится глубоко в заднице, но всем на это наплевать. Когда в мире воцаряется дьявол, все становятся его учениками. (Совсем неплохо я сформулировал, не правда ли, вроде героев фильмов Леоне.) Ты только представь себе, — продолжал я пережевывать эту жвачку, чувствуя, как во мне нарастает беспричинное бешенство, — эта Вуйич, ну, ты помнишь Вуйич, она постоянно кудахтала на своей первой парте, так вот, эта Вуйич меня два часа терзала рассказом про свой выдающийся научный труд. Представляешь? А знаешь, о чем там речь? Она сказала, что опубликовала исследование о лечении поноса у новорожденных телят, и даже подарила мне оттиск — с дарственной надписью. Ты не поверишь, отдельный экземпляр из журнала «Современное сельское хозяйство», второй номер за этот год: Богомира Вуйич «Современные взгляды и выводы относительно этиологии поноса телят в первые дни жизни». Послушай, что она написала: «С любовью, Богомира». Любовь и понос у телят. Мне пришлось несколько раз как следует глотнуть бренди, пока я все это выслушивал.

— Я заметила. Ты слушал очень, очень внимательно. И здесь, на террасе, и, как я предполагаю, там, — сказала Вера, махнув рукой в сторону окон комнаты у себя за спиной, с той двусмысленностью в голосе, которая мне в ней особенно нравится. Я точно не знал, что это — шутка или легкая, немного наивная ревность девочки, которая стыдится признаться себе самой в том, что влюбилась. А может быть, дело и в том, и в другом. Похоже, что она действительно видела, как мы с Богомирой ушли в соседнюю комнату. (Там мы рассматривали книги и Верины рисунки, честное слово. Богомира, сказал я ей, будь оригинальна, все другие девушки сказали «нет».) Стараясь изобразить равнодушие, я ответил легким контрударом:

— А что мне оставалось делать, если ты весь вечер болтала с этим писателем.

По реке проплывали суда. Дунай, великая река, тёк на край света.

— Ошибаешься. Это было вовсе не то, что ты имеешь в виду. Мы не виделись с Михайло несколько лет, точнее, с моей последней выставки. Когда-то мы были близкими друзьями. После стольких лет, естественно, нам хотелось поговорить.

— Понимаю, — сказал я немного обиженно. — Художник и писатель, вероятно, это была очень интересная беседа.

— Представь себе, именно так. Мы договорились, что он напишет предисловие к каталогу моих рисунков, а я сделаю виньетку к его новой книге, «Дьявол в лифте». Хорошее название, сказала я ему, мне нравится, а он спросил, почему художники не умеют давать хорошие названия своим картинам.