Старик, который читал любовные романы - [6]

– Все понятно, – заявил алькальд. – Вы его и убили.

Шуар попятились.

– Нет-нет, шуар никого не убивать.

– Не врите! Хватанули его мачете по шее – и дело с концом. Тут и дураку все ясно. – Потный толстяк вытащил из кобуры револьвер и навел его на перепуганных, растерявшихся индейцев.

– Нет, шуар не убивать! – осмелился повторить один из индейцев.

Алькальд заставил его замолчать ударом рукоятки револьвера по голове. По лбу индейца побежала тоненькая струйка крови.

– Вы, козлы, меня за кого держите? – свирепо оскалившись, спросил толстяк. – Нет обезьяны, меня так просто не проведешь! Этого парня убили вы, и никто другой! А теперь – марш за мной! В кабинете мне все расскажете. Главное – сформулируете, за что вы его, беднягу, зарезали. Хотя и с этим все ясно – ограбить хотели, вот и все ваши мотивы. Давайте, дикари, пошевеливайтесь. А вы, капитан, подготовьте судно к транспортировке двух арестантов.

В ответ хозяин «Сукре» лишь пожал плечами.

– Прошу прощения, ваше превосходительство, но сдается мне, что вы сейчас срете мимо очка. Эта рана нанесена не мачете. – В тишине, повисшей над пристанью, раздался спокойный, негромкий голос Антонио Хосе Боливара.

Алькальд снова зло отжал носовой платок и буркнул в ответ:

– А ты-то откуда знаешь?

– А что тут знать-то? Я что вижу, то и говорю. – Старик подошел вплотную к покойнику, наклонился над ним, еще раз повернул тому голову и пальцами развел края раны. – Видите? Вот здесь мышцы вспороты вдоль волокон. Возле челюсти разрывы очень глубокие, а ближе к плечу остаются только у самой кожи. Вглядитесь-ка: здесь явно не один, а четыре разреза.

– Ну и что за хрень ты мне хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать всего лишь то, что не бывает ножей с четырьмя клинками. Это когти. Этого человека убил ягуар. Взрослый крупный зверь. Вы подойдите сюда и понюхайте.

Алькальд провел платком по затылку и переспросил:

– Нюхать? А что его нюхать? Я и так вижу, что он уже гнить начал.

– А вы все-таки не поленитесь нагнуться и принюхаться. Не бойтесь: мертвецы не кусаются, да и черви, которые их пожирают тоже. Понюхайте его: одежду, волосы.

Преодолевая страх и отвращение, толстяк нагнулся и с почтительного расстояния обнюхал мертвеца, напоминая при этом выискивающую что-то на помойке трусливую собаку.

– Ну что, чем пахнет?

От группы наблюдавших за происходящим отделилось несколько самых любопытных, которые тоже стали принюхиваться к разлагающимся останкам.

– Понятия не имею, – ответил алькальд. – Да и что я тут должен был унюхать? Ну, кровью пахнет, червями…

– Кошачьей мочой воняет, – сообщил один из любопытных.

– Да, – кивнул старик, – только помочился на этого гринго не кот, а кошка. Очень большая кошка.

– Это еще не доказывает, что не они его убили, – заявил алькальд, желая дать всем понять, кто здесь представитель власти.

Впрочем, общее внимание уже переключилось на Антонио Хосе Боливара. Старик еще раз внимательно осмотрел труп и сказал:

– Его убила самка. Самец, скорее всего, остался где-то там, где это случилось. Может быть, этот гринго его даже ранил. Самка убила его и пометила жертву своей мочой, чтобы никто из животных не осмелился тронуть ее добычу, пока она будет разыскивать скрывшегося в сельве самца.

– Это все вилами по воде писано, – вновь подал голос алькальд. – Развесили тут уши! А я уверен, что эти дикари убили его, а затем, чтобы отвести от себя подозрение, облили кошачьей мочой. Алиби, понимаешь ли, хотели себе обеспечить!

Индейцы собирались было что-то возразить, однако направленный прямо на них ствол заставил их промолчать.

– А зачем им, спрашивается, было его убивать? – глядя куда-то в сторону, поинтересовался доктор Лоачамин.

– Как зачем? – переспросил алькальд. – Странный вопрос! Тут, по-моему, все ясно. Убили, чтобы ограбить. А какие для убийства еще могут быть причины? Чтобы заполучить себе чужие шмотки и всякое барахло, эти дикари ни перед чем не остановятся.

Старик при этих словах поморщился, отрицательно покачал головой и посмотрел на дантиста. Тот сразу понял, к чему клонит Антонио Хосе Боливар, и, нагнувшись над мертвецом, стал обшаривать его карманы. Через несколько секунд перед Слизняком на доски пристани легли вещи погибшего.

Наручные часы с браслетом, компас, бумажник с деньгами, бензиновая зажигалка, охотничий нож, серебряная цепочка с кулоном в форме лошадиной головы… Старик сказал несколько слов одному из шуар на его языке, и тот, проворно спрыгнув в каноэ, передал на пристань брезентовый защитного цвета рюкзак.

Рюкзак открыли и извлекли из него, помимо принадлежностей для чистки ружья и пачки патронов, пять крохотных шкурок котят ягуара. Ни один из этих маленьких кусочков пятнистого меха не превышал в длину двадцати – двадцати пяти сантиметров. Шкурки были пересыпаны солью, что не мешало им издавать омерзительную вонь, не такую, впрочем, сильную, как та, что шла от самого мертвеца.

– Ну что ж, ваше превосходительство, по-моему, дело можно смело считать раскрытым, – заметил дантист.

Алькальд, не переставая потеть, переводил взгляд с индейцев на старика, с него на остальных обитателей поселка, затем на дантиста и снова на индейцев. Судя по всему, сказать ему было нечего.