Старгородские тайны - [29]

– Ну, уж нет! – возмутилась красавица. – Или я всё по порядку рассказываю, или больше ни слова от меня не услышишь!

– Молчу, молчу, – согласился я. В конце концов, это я на объяснениях настаивал.

– Дедушка, хоть и старец древний, нрав горячий до сей поры сохранил. Согласился он на условия воеводовы. Вот батюшка у него и спрашивает: чего у человека всегда больше, чем он думает? Царь морской долго думал, ответы разные предлагал – и врагов, и волос на голове, и грязи под ногтями. А воевода каждый раз головой качал. Неверно, мол, не всегда. А правильный ответ таков оказался: мыслей, у других позаимствованных. Человек всегда думает и поступает, как привык, как в детстве научили, как обычай велит, как другие в подобном случае делали. А если и действует иначе, то лишь из желания выделиться, наперекор всему поступить.

Не смог царь морской ничего возразить, признал своё поражение. Но тут же отыграться пожелал, свою загадку загадать. И ежели проиграет воевода, накажут его за прежние прегрешения по обычаям морским. А коли выиграет – любое его желание Тритон Поликарпыч выполнит. Только полцарства не отдаст, можно и не просить.

Услыхав такое, я едва не рассмеялся. Ведь взрослые люди! Один царством правит, другой князю помогает тем же заниматься. А ведут себя, словно дети малые! Ну, да ладно, послушаем, чем у них дело окончилось.

– Задал царь морской свой вопрос. Только сгоряча ничего лучшего не придумал, как батюшкину загадку переиначить: Чего у человека всегда меньше, чем он думает? И проиграл, конечно. У воеводы ответ был заранее припасён – времени. Огорчился дедушка, да ничего не поделаешь! Пришлось ему желание Ярополка Судиславича выполнять. А волю свою воевода уже на другой день высказал, когда меня во дворце увидал. Захотел он дочку свою на три года в Лукоморье увезти. Якобы для того, чтобы сойтись со мной поближе. Негоже, мол, ребёнку без отца оставаться. Как будто его тогда, шестнадцать лет назад кто-то от меня гнал.

В голосе девушки послышалась застарелая обида, но она продолжала свою исповедь.

– Теперь-то я уже поняла – лучше совсем отца не иметь, чем такого. Но тогда даже рада была, что не посмел царь морской своё слово нарушить. И матушке моей наказал не противиться. А с меня слово взял, что я батюшку слушаться буду. Так и отправилась я в Старгород. На три долгих года. Причём воевода мне непременное условие поставил – гребень, матушкин подарок с собой взять. С него-то все беды и начались.

– Зачем же ему гребень твой понадобился? Да и ты сама? – спросил я, хотя мысли мои совсем другим заняты были.

Я всё ещё понять не мог, что мешает Дине убежать вместе со мной? Нежных чувств к отцу своему она очевидно не испытывала. Обещание, морскому царю данное? Так он сам, правду о воеводе узнав, от клятвы внучку освободит. Страх наказания? Но ведь не побоялась же она меня из темницы вызволить. В чём же тогда дело? Непонятно. Загадки, кругом одни загадки!

– Зачем я воеводе? – переспросила Дина и горько усмехнулась. – Эх, Емеля! Видать, не все тайны чародейские тебе ещё открылись! Да знаешь ли ты, что чары, на крови родственной, а тем более – отцовской, замешанные, самыми сильными считаются. И снять их можно только такими же, материнскими, к примеру. Вот и стала я воеводе верной, послушной прислужницей. А службу ту выполнять мне как раз матушкин подарок и помогал.

Ты вот в руках своих его держал, изучал, а главного в нём так и не понял. Но это и не удивительно. Батюшка, когда гребень тот сломался, строго наказал мне молодого мастера для починки отыскать. Чтобы больше на красу девичью заглядывался, чем чары хитроумные расплетал. И ведь прав оказался Егор Кузьмич, ничего вы с напарником не заметили!

А он сам сразу всё понял. Гребень тот не только матушкин голос слышать позволяет. Если я с ним где-нибудь побывала, всё, что в месте том теперь происходит, услышать могу. Вот я и слушала, что люди в городе говорят, а по вечерам обо всём важном батюшке докладывала.

– Так ты…

– Да и ваши разговоры я ему тоже передавала. И про тот случай с рогатиной злокозненной воевода наперёд знал. А тебя с дружком твоим он к себе позвал, потому что помощник ему требовался. Сначала он в деле проверить вас хотел, а потом уж решать, как с вами дальше поступить. Только вы слишком быстро проверились.

– Вот, значит, как! Значит, это из-за тебя я здесь оказался! – от негодования я даже слов не находил. – Я для тебя… я о тебе… а ты…

– Да что ж я могла поделать, Емелюшка?! – чуть не плача, отвечала Дина. – Не своею же волей, чары меня принуждали.

– Так, может, ты и сейчас не своей волею меня из-под замка высвобождала?

Такая злость меня одолела, хоть обратно в темницу возвращайся. Был бы на её месте кто другой, а то ведь моя Дина!

– Нет, – чуть слышно ответила русалка. – Я лишь по вечерам над собой не властна. А тебя спасала, потому что не хочу погибели твоей. Хороший ты, хоть и глупый.

– Был глупым, когда о тебе мечтал, – зло ответил я. – А теперь уходи! За заботу спасибо, конечно, но видеть я тебя боле не желаю!

После слов таких Дина вздрогнула, голову опустила и, ни слова не говоря, побрела прочь по переходу. На какое-то мгновенье при виде её ссутулившейся спины, рыданиями беззвучными сотрясаемой, в сердце моём шевельнулось сожаление и желание жестокие слова свои обратно взять. Но злость сильнее оказалась. Может, и не прав я был, напрасно горячился. Но уж очень обидно мне стало, что, пока я её повсюду разыскивал, она всё про меня знала преотлично, да ещё и воеводе наушничала. Могла ведь знак какой подать, чтобы нас с Севкой об опасности предупредить.