Старец Силуан Афонский - [159]
В первом из двух «Посланий о девстве» (Гл. 8), приписываемых Св. Клименту Римскому (311) [26] читаем: «Утроба святого девства носила Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия, и в тело, которое воспринял Господь наш, и в котором совершил Свою борьбу в этом мире, Он облекся от Святой Девы. Познай же в этом величие и славу девства. Хочешь быть христианином? — Подражай Христу во всем. Иоанн был Ангелом, посланным пред лицем Господа, и в рожденных женами не восставал больший его, и сей святый Ангел Господа был девственником… Другой Иоанн, который возлежал на персях Господа, много любившего его, тоже был святым, [27] и потому так возлюбил его Господь. Затем идут Павел, Варнава, Тимофей и другие, имена которых написаны в книге Жизни, все они возлюбили святость, и в этом подвиге беспорочно совершили течение свое, как истинные подражатели Христа и сыны Бога Живого…, ибо подобные Христу — совершенно подобны Ему».
Св. Киприан Карфагенский (258 г.), в книге «Об одежде девственниц» (написано в 249 г.), о достоинстве девства говорит: «Девы — цветок церковного ростка; слава и украшение благодати духовной… хвалы и чести непорочное и неповрежденное творенье; образ Божий, соответствующий святости Господа; светлейшая часть стада Христова… и чем больше изобилует девство в числе своем, тем больше радость матери (Церкви) умножается». [28]
Св. Мефодий Олимпийский в вышеупомянутом «Пире десяти дев» говорит о девстве как о деле «чрезвычайно великом», как о «таинстве». И несомненно, если брак есть таинство, то и девство также есть таинство Церкви.
Девство и целомудрие, понимаемые в христианском смысле, весьма существенно отличаются от того, что вне христианства разумели и доныне многие разумеют под этими словами. Понятия «девство» и «целомудрие», близки, но не тождественны. В порядке словоупотребления при постриге лицами, пришедшими к монашеству после брака или после внебрачного общения, дается обет целомудрия, т. е. дальнейшего полного воздержания; для лиц же, не познавших акта общения с другим телом, он становится обетом девства.
Целомудрие, как показывает и самое слово, понимается как целостность или полнота мудрости. В Церкви с ним связано представление не только преодоления плотского влечения и вообще «комплекса плоти» и в этом смысле «победы над естеством», но и достижение совокупности совершенств, свойственных мудрости, что выльется в постоянное пребывание в Боге «всем умом, всем сердцем». В своем более полном осуществлении подвиг целомудрия восстанавливает девственное состояние человека по духу, не изменяя факта потери девства по телу.
Девство же подлинное Святыми Отцами определяется как состояние вышеестественное. В своей совершенной форме оно понимается как непрерывное пребывание в божественной любви, как осуществление заповеди Христа — любить Бога «всем сердцем, всем умом, всей душой, всею крепостью». При свете этого критерия, всякое отступление ума и сердца от любви Божией рассматриваются, как «духовное прелюбодеяние», т. е. преступление против любви.
Девство не есть наивное неведение естественной и вполне нормальной человеческой жизни. Величайший и единственный по совершенству пример, Приснодева Мария, на благовестие Ангела о рождении от Нее Сына, ответила вопросом: «Как возможно это, когда я мужа не знаю?» и тем показала Свою ненаивность (Лк. 1, 31–34).
Нерастленность по плоти — не есть еще девство. Один из величайших святых нашей Церкви, Василий Великий, с горечью говорил о себе: «Хоть жены и не познал, но я не девственник», т. е. в более совершенном смысле этого слова. [29] Помимо актов общения с другим телом, есть немало иных форм растления и саморастления, о которых у нас, в Православной Церкви, не принято говорить «по виду», чтобы не порождать в уме говорящего или слушающего каких-либо образов греха. И не познавший физического акта, если только умом поползнется и будет мечтательно желать такового, уже не вполне девственник.
По церковному представлению — есть три степени духовного состояния человека: вышеестественное, естественное и, наконец, ниже, — или противоестественное. К первому относится девство и монашеское целомудрие, понимаемые, как дар благодати; вторым является благословенный брак; всякая же иная форма плотской жизни — духовно будет или ниже, или даже противоестественною. Сказано у Отцов: «Не посягай на вышеестественное, чтобы не попасть в противоестественное». Отсюда правило: — никого не должно допускать к монашеству без предварительного испытания. Монах, не хранящий целомудрия, в порядках спасения стоит много ниже благочестного брака, почитаемого в Церкви спасительным путем. И если принять во внимание, что принесший обеты — лишается права на освященный Церковью брак, то всякое нарушение монахом целомудрия рассматривается, как падение, и при том падение в нижеестественное. Нормальный, неизвращенный брак сохраняет человека и физически и нравственно, тогда как всякий иной образ плотского удовлетворения, хотя бы и в форме только мечтания о нем, разлагающе действует на всего человека, т. е. и на психику, и на тело. Это разрушительное действие особенно усиливается, когда преткновению подвергается монах, нарушающий тем самым данные пред Богом обеты, потому что в таком случае внутренний конфликт от потери благодати принимает несравненно более глубокий характер, и мучительные угрызения совести могут доходить до мрачного отчаяния. Мечтания о плотском общении, при отсутствии нормального физического акта, многих довели до глубоких душевных заболеваний и даже до полного сумасшествия. Об обилии таких бедственных случаев прекрасно знают психиатры.
