Старая записная книжка - [4]
Исеужерукойбагряной
Вратаотверзлавмирзаря.
Другойразводедевятой:
Зарябагряноюрукою.
Отутреннихспокойныхвод,
Выводитссолнцемзасобою
Твоейдержавыновыйгод[3].
Ломоносова заря хороша, хотя русская заря не имеет нежности и прелести греческой Авроры с розовыми пальцами. В оде десятой:
Когдазарябагрянымоком
Румянейумножаетроз...
Багряное око — никуда не годится. Оно вовсе непоэтически означает воспаление в глазу и прямо относится до глазного врача.
У Ломоносова в одах много найдется намеков и подробностей исторических, географических, и политических, и относящихся до науки. В нем виден более академик, нежели поэт. Но и поэт нередко прорывается в стихах твердых и звучных, и живописных. Вот пример политической или газетной поэзии, из оды пятнадцатой:
Парящий слыша шум орлицы, Где пышный дух твой, Фредерик, Прогнанный за свои границы? Еще ли мнишь, что ты велик? Еще ль, смотря на рок саксонов, Всеобщим дателем законов Слывешь в желании своем!., и пр.
Или ода семнадцатая:
Голстиния, возвеселися,
Чтооттебяцвететнашкрин.
Тыкморювпразднествестремися,
ЦветущийславоюЦвейтин,
Хотянесилентыводою,
НорадостьюсравнисьсНевою... ипр.
Вот вам и география, и вот еще она же:
Российскогопространствосвета
Собравнамалычертежи,
Иградыоноюспасенны,
Иселаеюжеблаженны,
География, покажи.
(Одадесятая.)
Как хороши и поныне, и как поэтически верны следующие два стиха из оды десятой:
Всерединежаждущеголета,
Когдатомитпротяжныйдень...
Выражения «жаждущее лето» и «протяжный день» так и переносят читателя в знойный июльский день.
Ломоносова, как и вообще всякого поэта не нашего времени, нельзя читать с требованиями и условиями нам современными. Ломоносов писал торжественные оды потому, что в его время все более или менее писали стихи на торжественные случаи. Нельзя ставить ему в вину некоторые приемы, как нельзя смеяться над ним, что он ходил не во фраке, не в панталонах, а во французском кафтане, коротких штанах, с напудренною головою и с кошельком на затылке. Он всегда с особенным одушевлением говорил о Елизавете. Называя ее Елисавет, он как будто угадал выражение принца де-Линя, который сказал: Екатерина Великий. Нелединский, знаток в любви, убежден, что кроме верноподданнического чувства в душе Ломоносова было еще и более нежное, поэтическое чувство.
Когдабыдревнивекизнали
Твоющедротускрасотой.
Тогдабыжертвойпочитали
Прекрасныйвхрамеобразтвой.
(Одавторая.)
Тебя, богиня, возвышают
Душиителакрасоты;
Чтовмногих, разделясь, блистают
Единавсеимеешьты.
(Одадевятая.)
Кольчастодолыоживляет
Ловящихшуммежнашихгор,
Когдабогиняпонуждает
Зверейчрезтрубныйгласизнор!
Ейветрывследнеуспевают,
Конюбежатьневоспрящают
Нирвы, ничастыхветвейсвязь:
Крутитглавой, звучитбраздами
Итопчетбурныминогами,
Прекраснойвсадницейгордясь.
(Одадесятая.)
В последнем стихе есть в самом деле какое-то страстное одушевление.
В одной из своих од он говорит о Елизавете:
Небесногоочамисвета
Насродноеимнебозрит.
В другой:
Щедротисточник, ангелмира.
Богинярадостныхсердец,
Накоейкакзаряпорфира,
Каксолнцетихихднейвенец;
О, мыслейнашихрайпрекрасный,
Небесбезмрачныхобразясный,
Гдевидимкроткуювесну,
Влице, вочах, вустахинраве!
Вот строфа, согретая чувством гражданства:
Священныдахранятуставы
Иправдунасудесудьи;
Ивремятвоеядержавы
Даублажатрабытвои.
Соседыдаблюдутсоюзы... ипр.
(Ода девятая.)
Услышьте, судииземные
Ивседержавныеглавы:
Законынарушатьсвятые
Отбуйностиблюдитесьвы.
Иподданныхнепрезирайте.
Ноихпорокиисправляйте
Ученьем, милостью, трудом.
Вместитесправдоющедроту,
Народнунаблюдайтельготу:
ТоБогблагословитвашдом.
Эта строфа из оды на день восшествия на престол Екатерины II. Здесь как будто уже слышится Державин.
У Ломоносова встречаются странные выражения и понятия; например, он заставляет ветхого деньми говорить:
Явгневероссамбылтворец,
Нонынепакиимотец.
Вообще, кажется по крайней мере неприличным подсказывать Божеству, если не баснословному, свои собственные мысли и слова. А нередко поэты грешат этою неприличностью.
И, Марс, вложисвойшумныймеч.
Прилагательное шумный вовсе не идет к мечу.
Иполквсехнежностейтеснится.
Полк и нежности также не ладят между собою.
Пучинапреклонилаволны.
Странно, но вместе с тем смело и поэтически:
О, Божекрепкий, вседержитель,
Пределовросскихрасширитель.
Это так же странно и смело, но уже вовсе не поэтически и неблагоприлично. Далее говорит он:
КакныньРоссиюрасширил,
а после:
Воззри, кольширокаРоссия —
Отвсехполейирекшироких.
Взывая к Богу, поэт говорит:
Поименипетровойдшери,
Военнызапечатайдвери.
Здесь отзывается какое-то полицейское действие.
Моейдержавыкроткамочь
Отвергнетсмертнойказниночь.
Когдапучинунесмущает
Стремлениенесильныхбурь,
Взерцалежидкомпредставляет
Небеснойясностилазурь.
Не забывал профессор-поэт и метеорологических наблюдений:
Наукалегкихметеоров,
Пременынебапредвещай,
Ибурныйшумвоздушныхспоров
Чрезвернызнакипредъявляй:
Чтобратаймогизбративремя,
Когдаземлеповеритьсемя
Идатькогдапокойбраздам;
Ичтобы, небоясьпогоды.
Сбогатствомдальнимшлинароды
Келисаветинымбрегам.
Труженик науки, в споре с разными препятствиями, а может быть, и несколько беспокойного нрава, Ломоносов не имел времени вслушиваться в вдохновение, навеваемое на него природою и впечатлениями внутренней жизни, более спокойной и чуткой. Он где-то сказал:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Много скучных людей в обществе, но вопрошатели для меня всех скучнее. Эти жалкие люди, не имея довольно ума, чтобы говорить приятно о разных предметах, но в то же время не желая прослыть и немыми, дождят поминутно вопросами кстати или некстати сделанными, о том ни слова…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«…Читал: Lex faux Demetrius, episode de l'histore de Russie – par Prosper Merimee («Лже-Дмитрия» Проспера Мериме). В Париже говорил он мне, что занимается этим сочинением, недовольный решением загадки Самозванца русскими историками.…».
«В Июне 1849 года, князь П. А. Вяземский, из своего подмосковного села Остафьева, предпринял путешествие на Восток. Он прожил несколько месяцев в Константинополе, посетил Малую Азию и сподобился поклониться в Иерусалиме Святому Живоносному Гробу Спасителя нашего…».
«Милостивый государь! Я давно был терзаем желанием играть какую-нибудь роль в области словесности, и тысячу ночей просиживал, не закрывая глаз, с пером в руках, с желанием писать и в ожидании мыслей. Утро заставало меня с пером в руках, с желанием писать. Я ложился на кровать, чтобы успокоить кровь, волнуемую во мне от бессонницы, и, начиная засыпать, мерещились мне мысли. Я кидался с постели, впросонках бросался на перо и, говоря пиитическим языком, отрясая сон с своих ресниц, отрясал с ним и мысли свои, и опять оставался с прежним недостатком…».
Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.
Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.