Старая скворечня - [7]

Чем дальше, тем жизнь с каждым днем становится все труднее. Не успел оглянуться, глядь — под тобой уже не тепленькие голубые яички, а жадные клювы птенцов. А раз уж появились на свет божий эти прожорливые крикуны, то лишь успевай поворачиваться. Хоть каждую минуту летай за реку, принося пищу, — им, желторотым обжорам, все мало.

Оттого-то и не поется более скворцу. Пока высидит и выкормит птенцов да пока научит их летать и добывать самим себе корм, глядь, и лето пролетело.

Летом одна радость у Ворчуна — наблюдать за жизнью хозяина его, Егора. Летом они видятся каждый день, и не только утром да вечером. Ворчун летает в поле, где работает Егор, на Сотьму, куда хозяин ходит по вечерам рыбачить. Но чаще всего, конечно, они встречаются дома. С вершины тополя, где любит сиживать скворец, ему видно все, что происходит на Егоровом подворье. Ворчун знает всех обитателей хозяйской избы; даже знает, как зовут каждого, и по-своему воспроизводит имена людей. Как-то, еще года три назад, бригадир Герасим Деревянкин, постучав в окно, крикнул: «Егор, пойма подоспела. Начинай бороновать!» Услышал скворец и, когда через четверть часа Егор, выйдя из избы, сел на скамеечку, чтобы покурить перед работой, замахал крыльями и закричал радостно: «И-го-о-р… И-го-о-р…»

Скворец знает возраст и повадки каждого, знает, кого надо остерегаться, а кого совсем не надо. Вот, скажем, когда в огороде Егор или его жена, Дарья, Ворчун их нисколько не боится. Он расхаживает тут же, выбирая из-под лопаты красных жирных червяков. Даже пытается разговаривать с Егором.

Правда, сам хозяин копается, в огороде редко. Чаще — жена, Дарья. По сути, все хозяйство лежит на ней.

Еще только забрезжил рассвет, а Дарья уже на ногах. Простоволосая, в опорках от Егоровых кирзовых сапог, она идет в хлев доить корову. Подоив корову и проводив ее до околицы, где пастух собирает стадо, Дарья бежит скорее домой, затапливает печь. Растопив печь, снова появляется на улице, открывает дверь погреба, достает оттуда миску квашеной капусты, тарелку соленых огурцов и огромную кошелку картошки. Огурцы и капусту Дарья относит в избу, а картошку моет — тут же, в ручье снеговой воды, бегущем с косогора к Оке. Помыв, половину клубней — те, что помельче, — собирает в чугунок. Это корм курам и поросенку, который в ожидании еды хрюкает в закутке, что по соседству с коровником. Другую же часть клубней Дарья споласкивает водой из колодца и ставит на огонь в кастрюле: это на завтрак хозяину и сыновьям, приехавшим из города.

Мужики еще спят.

Пока варится картошка, Дарья копается в огороде. Весна ранняя. Соседи еще на майские праздники вскопали огороды, а они дождались до Победы. «Одна-то не вот разбежишься!» — думает Дарья. Она берет в руки лопату, которую оставила вчера вечером под яблоней, и начинает копать. Дарья стучит по заплечикам лопаты стоптанными опорками, выворачивает глинистую землю. Майские ветры иссушили почву; земля поддается с трудом. «Не болит у него сердце об огороде, — думает Дарья про мужа. — Одно у него на уме: пчелы да рыбалка. И ребята, кобели здоровенные, тоже дрыхают себе», — вспоминает она о сыновьях.

Дарье становится жарко от работы. Она снимает с себя телогрейку и, отойдя в сторонку, бросает ее на плетень. Возвращаясь от плетня, она замечает вдруг Ворчуна. Нисколько не боясь Дарьи, скворец спокойно расхаживает по только что вскопанной ею делянке и, раздрабливая комья земли, подбирает червяков.

— Кормись, наедайся, — говорит Дарья скворцу. — А то вот скоро выведутся у тебя птенцы, тогда узнаешь — каково с ними, с детьми-то!

Ворчун перестает долбить землю и, переступив раз-другой на лапках, внимательно глядит на хозяйку, будто понимая, о чем она говорит. Черная горошина его глаза неподвижна; но вот, задумавшись, он прикрыл ее серой паутинкой века и тряхнул головой. Дарье кажется, что Ворчун хочет ей что-то возразить, но, видно, не находит, что сказать, а потому только щелкает клювом и переступает с ноги на ногу.

— Да я так, не по злобе, — говорит Дарья, снова берясь за лопату. Она во всю силу нажимает на черенок, норовя копнуть поглубже. Вывернув лоснящуюся землю, разбивает ее; там, внутри комка, белеет какая-то личинка. Дарья подцепила личинку на лезвие лопаты и подала Ворчуну. — На-ка вот, ешь!

Но скворец испуганно встрепенулся и, трепеща крыльями, перелетел на крышу скворечни. Ворчун не потому взлетел, что испугался взмаха лопаты. Нет, он знал, что хозяйка его не тронет.

В это время скрипнула дверь в сенцах, и скворцу показалось, что на улицу вышел кто-то из ребят.

У Егора и Дарьи трое детей: два сына, взрослых, родившихся до войны, и дочь Наташа.

Еще не видя, кто из них вышел из избы, Ворчун предусмотрительно улетел.

Дети, правда, не трогают скворца. Но беда вся в том, что они никогда не ходят в одиночку. Следом за ними бежит рыжий кот Барсик или ленивый кобель Полкан. Их-то пуще всего и остерегался скворец. Оттого-то и улетел он.

Однако в огород вышел Егор. Ворчун, обрадованный, замахал крыльями, закричал что было мочи: «И-го-о-р! И-го-о-р!»

Егор остановился, поглядел на скворца.