Старая сказка - [2]

Шрифт
Интервал

И смеется еле слышно над бегущими мороз.

«Гаснут дни тревожные тающей зимы…»

Гаснут дни тревожные тающей зимы…
Грезы невозможны е! Снова вместе мы!
Снова плачем радостно, снова дерзко спорим.
Снова верим благостно предвесенним зорям.
И, сквозь мглу туманную призрачных ночей,
Видим долгожданную лестницу лучей.
Льются, раскаленные, яркими ручьями…
Мы скользим, пронзенные вечными мечами.
В высоте иль в бездне мы? В небе ль мы летим?
Над путями звездными вьется сказки дым.
Вьется, расстилается лаской влаги зыбкой…
Сладостно мечтается… плачется — с улыбкой.
Сердце беспокойное! В бездны загляни!
Слушай хоры стройные. Солнц впивай огни.
Трепещи томительно, счастья ожидая:
Вспыхнуть ослепительно сны святого рая!

«За каждый вздох безмерной радости…»

За каждый вздох безмерной радости
Готова месть.
Так краток миг кристальной сладости,
А слез — не счесть!
Как будто кто-то, злобно мстительный,
Глядит из туч…
Что это, Лук звенит губительный?
Иль счастья луч?
О, луч блаженства, сказка жгучая,
Ты рай даришь…
Но вот уже, стрелой певучею,
Меня разишь.
И я — в пыли… Я — раб склонившийся…
Чернеет тень.
А где-то день… В веках приснившийся
Безбрежный день!

«Вечер нежный, вечер грустный, странно-одинокий…»

Вечер нежный, вечер грустный, странно-одинокий,
Заглянул, с укором робким в мертвый взор Судьбе…
– Друг желанный, незабытый, друг, теперь далёкий!
Я боюсь в тиши вечерней думать о тебе!
Вечер плачет, затеняя яркие ступени.
Вечер бледными штрихами чертит чей-то лик…
– Я плету венок из хрупких детских сновидений.
Я люблю тебя, как прежде, в этот зыбкий миг.
Вечер гасить тихим плачем пламенным розы,
Утомленно надвигает синий дым теней…
– Наша страсть была, как листья трепетной мимозы:
Не завяла, но закрылась, чуть коснулись к ней.
Друг желанный, незабытый! Пусть в немые дали
Донесется зов мой страстный, мой последний зов!
Но звенят рыданья ночи, полные печали…
Нам не сбросить, нам не сбросить тягостных оков!

«Мгла обняла крылом усталым…»

Мгла обняла крылом усталым
Хрусталь забывшейся реки.
Простор, небес румянец алым
Поет прозрачный гимн тоски.
И выплывает в синем дыме
Полузабытый милый взор,
И кто-то близкий и незримый
Мне шепчет жалящий укор.
Слов оправданья, слов забвенья
Сплетают тающий венок,
Но без пощады, без прощенья
Дрожит рыдающий упрек.
…Ночь скрыла все вуалью черной.
Печальный гимн зари погас.
И только взор горит упорный
Полузабытых скорбных глаз.

НАД ВЕЧНЫМ ПОКОЕМ

«Над вечным покоем, над вечным молчаньем…»

Над вечным покоем, над вечным молчаньем,
Недвижное небо. Томительным зноем
Сжигает все солнце. И с тихим страданьем
Лес никнет надгробным, немым изваяньем
Над вечным покоем.
А где-то сверкающим, ярким прибоем
Безумное море летит с ликованьем
На берег. И волны, разбившимся строем,
Зовут к неизведанным, вечным исканьям.
Но зов замирает бессильным рыданьем.
Но солнце сжигает безжалостным зноем…
Всё дышит предсмертным, томящим молчаньем
Над вечным покоем.

«Напрасно я моей весны ждала!..»

Напрасно я моей весны ждала!
Снега кругом лежат – мертвы и безучастны,
И синяя томительная мгла
С высот спокойных строго снизошла,
Кольцом сомкнула путь – недвижна и бесстрастна.
И страшно мне… Я многое могла,
Но блещущих оков зимы разбить не властна.
Алмазной ночью я так долго шла
Напрасно!
Сверканья дня, куда мечта звала,
Мне не увидеть, нет! Я падаю, безгласна…
О, солнце, солнце! Я тебя ждала
Напрасно!

«Весенней радостью дышу устало…»

Весенней радостью дышу устало,
Бессильно отдаюсь тоске весенней…
В прозрачной мгле меня коснулось жало
Навеки промелькнувших сновидений.
Как много их — и как безумно мало!
Встают, плывут задумчивые тени
С улыбкой примиренья запоздалой…
Но не вернуть пройденные ступени!
И дружбы зов, солгавший мне невольно,
И зов любви, несмелой и невластной, —
Все ранит сердце слишком, слишком больно…
И кажется мне жизнь такой напрасной,
Что в этот вечер радостный и ясный,
Мне хочется ей закричать: «Довольно!»

«Как весна – непонятная, как луна – утомленная…»

Как весна – непонятная, как луна – утомленная,
Тишина предзакатная, тишина полусонная
Подошла, как невеста смущенная.
Уронила, несмелая, покрывало узорное.
Сердцу мило все белое. Сердце стало покорное.
Ласка веет над ним – необорная.
Веет сумрачно-нежная ласка дня догоревшего,
Как любовь безнадежная, сказка сердца истлевшего,
Ничего, ничего не посмевшего.
И следящего радостно тусклый миг угасания,
И твердящего благостно гимн навеки прощания –
Тихий гимн темноты и страдания.

«В храме весеннем – в лесу белоствольном…»

В храме весеннем – в лесу белоствольном –
Сладко забыться под куполом синим…
Сердце уснуло в смиреньи безбольном,
Дума устала бродить по пустыням.
Помнятся дали – мятежны и знойны.
Помнятся молний узоры по тучам…
Все уплывает… Я – тихо спокойна.
Я засыпаю под ветром пахучим.
И никого в этот миг не люблю я.
Сердце безмолвно, и воля уснула.
Вечно б лежать – не томясь, не тоскуя,
В мягких объятьях весеннего гула!

BERCEUSE [1]

Vous sans еsperance,

Mourez sans souffrance!

P. Verlaine [2]

Все безнадежные усните без боли:
Где-то есть нежные просторы воли.
Счастье – не здешнее. Солнце – не жгучее.
Духи безгрешные любят – не мучая.
Сладкою ласкою забвение веет.
Вечною сказкою мгновение реет.
Тихо прощается всем ненавидящим.