Старая шкатулка - [16]

Несколько раз приходила мать Шоубы, плакала, а я тихо и вежливо успокаивал ее. Появились и другие ходатаи, которых подняла на ноги бедная женщина, но и они ушли ни с чем.

После доставки Перегудова, я допросил его: он упорно держался прежних позиций.

И тогда я устроил встречу Шоубы и Перегудова. Задавая традиционный вопрос, знают ли они друг друга и в каких взаимоотношениях находятся, заметил, что Шоуба сделал какой-то знак Перегудову.

– Шоуба, – сказал я строго, – добьетесь того, что посажу вас спиной ко всем.

Он сомкнул губы и, показалось, с ненавистью посмотрел на меня.

– Перегудов, – не меняя тона, спросил я, – подтверждаете ли вы показания, данные ранее?

– Да, – он поправил очки на переносице.

Я следил за Шоубой, чтобы тот не выкинул еще что-нибудь.

– Тогда расскажите, как и при каких обстоятельствах совершили убийство Дроганова? – Я умышленно не задал вопрос, какую роль при этом сыграл Шоуба.

Перегудов кончиком пальца вновь поправил очки, но отвечать медлил.

Неужели и этот задумал какую-нибудь каверзу? Я уже был сыт по горло выходками Шоубы, и, если нечто подобное последовало бы от Перегудова, не знал, как вести себя дальше.

– С самого начала? – спросил, наконец, Перегудов.

– Да, – ответил я, подумав, что никакого неожиданного хода он не предпримет.

И не обманулся. Перегудов стал негромко рассказывать о взаимоотношениях между Дрогановым, ним и его женой, о своей ревности, о том, что Шоуба еще больше разжег ее, а потом передал пистолет…

– Что? – вскинулся»Шоуба, и такая ярость появилась в его голосе, что я испугался, как бы это не повлияло на Перегудова.

– Тихо! – приказал я. – Значит, он дал вам пистолет, – обратился к Перегудову. – А марку помните?

– Да. Парабеллум. Об этом пистолете я читал только в книгах,

но видеть не приходилось. Ведь он немецкий, верно?

Шоуба сидел уже спокойно, но побелевшие костяшки сцепленных пальцев выдавали его волнение. Гагуа прохаживался по кабинету, стараясь быть поближе к Шоубе.

– Я спросил у Шоубы, – продолжал Перегудов, – зачем мнепистолет, а он говорит: «Как зачем? А Дроганова пальцем убьешь?» Тогда я сказал, что у меня и в мыслях не было его убивать. Шоуба рассердился, назвал меня тюхой и… это обозлило меня. Три дня мучился, хотел даже вернуть пистолет Шоубе, но он снова появился, как злой дух, и – тогда я решился… Дальше вы знаете.

– Но Шоуба не слышал вашего рассказа.

– Как? Я передал ему пистолет и все выложил! – недоуменно произнес Перегудов.

– Да, но сейчас, на очной ставке, он еще раз хочет услышать об этом.

Перегудов поморщился, но пересилил себя:

– Я решил начистоту поговорить с Дрогановым и пошел к нему на квартиру. Он был один, под хмельком. Я выложил все, что о нем думаю, но он засмеялся и заявил, что Полина сама сделала выбор и, кажется, не ошиблась. Да и ему она нравится… Тогда я не выдержал и… выпустил в него несколько пуль. Он упал, а я ушел, хлопнув дверью. Отыскал Шоубу, вернул пистолет и обо всем рассказал. Он положил оружие в карман, сказал, что я настоящий мужчина, и мы разошлись.

– Скажите, с какой целью Шоуба склонял вас к убийству Дроганова? Почему он в этом был заинтересован?

– Не знаю, – ответил Перегудов и опустил голову.

– Значит, если бы не Шоуба, вы не совершили убийства Дроганова?

– Нет.

Я не уследил за Шоубой: его словно что-то подбросило вверх. Перегнувшись через стол и чуть не лежа на нем, он обеими руками схватил Перегудова за шею и стал душить. До этого, со слов работников милиции, знал, что Шоуба – неуправляемая личность и может вытворить что угодно, поэтому очную ставку проводил в присутствии Гагуа, который еле оторвал руки Шоубы от горла Перегудова. Очки Перегудова упали на пол, но, к счастью, не разбились. Иначе пришлось бы прекратить очную ставку: без них Перегудов не годился никуда.

Шоубу била мелкая дрожь. А с Перегудовым словно ничего и не случилось: он надел поданные Гагуа очки, а потом два-три раза потер шею и успокоился на этом.

– Возьмите себя в руки, Шоуба, – сказал я, видя, что его все еще продолжает трясти. Было ясно, что это не со страху, а от ярости.

Я встал, прошелся, вернулся к столу и спросил Шоубу:

– Ну, как, будем продолжать?

– Как вам будет угодно! – наконец, хрипло произнес он.

– Тогда ответьте: подтверждаете ли вы показания Перегудова?

– Нет. Его показания с самого начала ложь, провокация и… – употребил нецензурное слово Шоуба, но стыдить и призывать его к порядку я не стал. – Перегудов сам мне говорил, что убьет Дроганова, а я отговаривал… Так же было, ты, четырехглазый?!

– Нет.

– Ух!.. – по-абхазски выругался Шоуба. – Ты тонешь, зачем нужно меня тянуть на дно? Скажи следователю, что пошутил.

– Я не шучу, а говорю всерьез.

– Вы не передавали Перегудову пистолет и не подговаривали его убить Дроганова? – спросил я Шоубу.

– Нет.

Когда очная ставка была окончена, милиционер увел Перегудова. Шоубу я оставил в кабинете – были еще вопросы.

– Будешь дальше запираться?

– Я сказал святую правду. – Шоуба немного пришел в себя, развязный тон вновь вернулся к нему.

– Ой ли?

– У вас такая профессия – не верить никому.

– Почему же? Я всегда верил и буду верить честным людям. Ну ладно… Во время последней беседы…