Старая легенда - [51]

— А портрет? — спросил Медас.

— Его нашли среди вынесенных вещей. Непонятно, кто мог открыть дверь и войти в комнату.

— Дверь могла выгореть, или её могли вышибить, — предположил Гонкур.

— Эта комната загорелась первой и должна быть вся в огне, — внушительно сказала госпожа Кенидес.

— Оставим предположения, — прервал их старик Вандесарос. — Нас там не было, и мы не знаем, вся ли комната была охвачена огнём или оставались углы, куда пламя ещё не дошло.

— Оставим, — с неожиданной лёгкостью согласилась госпожа Кенидес. — Я даже могу допустить, что это жители деревни, прибежавшие на помощь, вынесли и портрет, и гитару, и шляпу, хоть последняя — совсем бесполезная в данном случае вещь, потому что подобные шляпы не носили уже несколько десятилетий.

— В спешке люди хватают всё, что попадается под руку, — вставил молчавший до этого Каремас.

Гонкур не мог понять, как юноша относится к легенде, а поговорить с ним ему не удавалось, но почему-то у него создалось впечатление, что Каремас колеблется, верить ему в семейное проклятие или раз и навсегда оставить его без внимания. Мнение Мигелины, как ему казалось, в немалой степени зависело от мнения брата.

— Или шляпу с гитарой вытащили с другими вещами в каком-нибудь сундуке, — сразу подхватила Мигелина, как бы подтверждая наблюдение Гонкура.

— Я не спорю. — госпожа Кенидес улыбнулась с таким благодушием, что молодой археолог насторожился. — Но не всё объясняется так просто, — продолжала она. — Ребёнок увидел портрет, а точнее самого Нигейроса, сошедшего с портрета, а это не поддаётся объяснению.

— Почему же он увидел не портрет, а самого Нигейроса? — спросил Гонкур.

— Потому что он был живой. Он шевелился и играл на гитаре.

— Во всём виноват огонь, — объяснил Медас. — Колебался горячий воздух, а мальчику казалось, что это шевелится изображение на портрете. Если вы зажжёте свечу и посмотрите поверх огня, то увидите колебание воздуха.

— Раз в комнате был такой жар, то почему краска на портрете не потрескалась и не покорёжилась? — спросила госпожа Кенидес.

— Я не знаю, на каком расстоянии от огня висел портрет, — нерешительно ответил Медас. — И состав красок мне неизвестен.

— Ладно, я принимаю ваши объяснения, — с подозрительной снисходительностью сказала старая дама.

Она обвела всех высокомерным взглядом и с еле скрываемым торжеством спросила:

— А кто мне может объяснить, каким образом мальчик мог увидеть портрет, если только это был портрет, около дивана, если, как я вам говорила, он висел в углу у двери напротив дивана?

Наступило тяжёлое молчание.

— Почему же мне никто не отвечает? — спросила госпожа Кенидес.

Старик Вандесарос пожал плечами.

— Нельзя же верить каждому слову старинной легенды, сестра, — пришёл он на выручку молодым людям. — Мальчику могло и показаться.

Госпожа Кенидес не удостоила вниманием такое неуклюжее объяснение, и вновь наступила тишина.

— Если этот факт имел место, то он, действительно, пока не поддаётся объяснению, — согласился Гонкур, в глубине души согласный со своим другом. — А что было дальше?

— Семья переселилась в деревню, выстроила себе дом…

— Этот? — спросил археолог, готовый поймать госпожу Кенидес на неточности, чтобы этим подтвердить версию старика.

— Нет, не этот, — спокойно ответила старая дама, настолько далёкая от уловок и подвохов, что Гонкуру стало стыдно своего намерения. — Был выстроен деревянный дом. Временно. Предполагалось, что в нём проживут года три-четыре, пока не будет готов большой каменный дом, но… — госпожа Кенидес улыбнулась, — … семья прожила в нём более двадцати лет. Потом все разъехались, дом опустел, долго стоял заколоченный, ветшал, пока не развалился. На его месте вернувшиеся потомки и выстроили дом, где мы сейчас находимся.

— А что случилось с Тейноросом? — поинтересовался Медас.

— Его нашли в саду. Он лежал на дорожке лицом вниз с кинжалом в спине.

— Кто же его убил?! — поразился Медас.

— Неизвестно. Следствие не дало никаких результатов… Кстати, его смерть была пятой. Незадолго до него умерли ещё четыре человека.

Все задумались.

— Я упоминаю лишь о потомках Нигейроса и Мигелины, — уточнила госпожа Кенидес.

— А потом? — спросил Гонкур.

— Потом смерти следовали одна за другой, причём всегда по пять.

— Конечно, когда родственников сотни, всегда можно вслед за одной смертью отыскать и четыре других, — заметил старик Вандесарос. — А если пятый покойник не отыщется среди ближайшего окружения, приходят слухи, что умер кто-то за океаном.

Госпожа Кенидес почла за лучшее сделать вид, что не слышала дерзких слов брата.

— Я не буду рассказывать обо всех появлениях Нигейроса, — сказала она, — но Чорада сама его видела.

Гонкур взглянул на побледневшую девочку и пожалел её.

— Расскажи, что ты видела, — попросила госпожа Кенидес.

— Оставьте её в покое, — рассердился старик.

— Я тоже видел Нигейроса, — объявил Витас, поглядывая на Гонкура. — В последний раз он мне пел, а я ему прочитал своё стихотворение. Он хвалил. Давайте, я расскажу.

— Помолчи, — строго оборвала сына госпожа Кенидес. — Ну, что же ты, Чорада?

Витас, которому хотелось блеснуть перед гостем своими поэтическими способностями, огорчённо примолк.