Старая кузница - [14]

— «В людях», — читает Степка.

— Ну что, не нравится? — улыбается Анна Константиновна, видя, что Степка безо всякого интереса медленно листает книгу.

«Картинок нет… и называется как-то тоже… ни про войну, ни про что…»

— Я бы хотел какую-нибудь другую, — нерешительно поднимает он на учительницу глаза.

— Вот ты какой разборчивый, — смеется Анна Константиновна. — Ну что ж, выбирай. Вот из этих — любую можешь, — проводит она рукой по нижней полочке. И оставив Степку у полки, отходит к Наталье, сидящей у окна.

— Ну, запевала, какие у нас новости? — обнимая Наталью, заглядывает она ей в синие лучистые глаза.

— Ой, новостей-то! — вспыхнув, восклицает Наталья.

С того вечера, как вместе с тремя подругами она храбро предстала перед учительницей, заявив, что желает участвовать в спектаклях, Наталья стала для Анны Константиновны верной и неутомимой помощницей.

— Сартасовские девки к рождеству готовятся, — быстрым полушепотом сообщает она. И хотя лицо ее при этом таинственно-значительно, большие лучистые глаза так и сияют от удовольствия. Больно уж нравятся Наталье роль помощницы и доверие, которое оказывает ей Анна Константиновна.

— Самогонки напасли! Браги наварили! Пудов пять ржи на эту гадость перепортили! В позапрошлое воскресенье у них тоже ведь вечерка намечалась, а мы спектакль устроили! Они ждали-ждали… а все ребята с девчатами — к нам! — озорно хохочет Наталья. — Да что там девчата! Бабы-то со старухами у нас сидели! А к рождеству мы ведь тоже спектакль поставим, да, Анна Константиновна? Какой-нибудь… против религии?

— Да, да, Наташа, поставим, — сдержанно улыбается Анна Константиновна, — только знаешь что? В спектакле же у нас занято всего десяток парней и девчат… А остальные что? Посмотрят да уйдут?

— Ведь, правда, Анна Константиновна. Я тоже об этом думала, — озадаченно вздыхает Наталья.

— Ну вот. На этот раз мы устроим не просто спектакль, а концерт. Вечер самодеятельности.

— Ой, как интересно! Только это, наверное, очень трудно: само… деятельность-то я поди не смогу? — огорченно шепчет она, краснея.

— Как раз и не трудно! — треплет ее по плечу Анна Константиновна. — Танцевать ведь ты умеешь?

— Танцевать?! — радостно восклицает Наталья. — Хотите: подгорную, кадриль, польку!.. Любой танец деревенский.

— Ну вот, а мы не только ваши деревенские танцы научимся танцевать. Падеспань, тустеп, яблочко… Песни новые разучим.

— И вы все их знаете? — с восхищенным изумлением смотрит на учительницу Наталья. — Сами пели, танцевали?!

— О, когда в девушках была, еще как танцевала! — с задором говорит Анна Константиновна, на какое-то мгновение забыв о своей сдержанности. И тихонько запела:

Мы кузнецы,

И дух наш молод.

Куем мы к счастию ключи…

«…Для моего возраста!» — обиженно думал в это время Степка, нехотя перебирая стопку детских книжек на нижней полочке, и, бросив взгляд на Анну Константиновну, увлеченную разговором, украдкой потянул несколько книжек с верхней полочки.

У него захватило дух от волнения. С обложки первой книжки на него свирепо смотрел окруженный пальмами и лианами полосатый тигр, замерший перед прыжком на бледнолицего мужчину в трусах и широкополой шляпе, который целился в зверя из винчестера. На другой, — распустив белые паруса, неслась по зеленоватым волнам легкая бригантина. Ее настигал черный корабль, над парусами которого развевался черный флаг с черепом и скрещенными костями.

Позабыв осторожность, Степка торопливо вытаскивал одну книжку за другой. Жюль Верн… Джек Лондон… Фенимор Купер… Корабли… Собачьи упряжки!..

Вытащив очередную книжку, он нечаянно уронил лежавшую за ней картонную рамочку. Степка нагнулся, чтобы поднять ее и положить на место. С фотографии, вставленной в рамочку, смотрел на него горбоносый мужчина с близко сросшимися бровями. И взгляд его круглых глаз был таким пронзительным и строгим, что Степка отдернул руку и опасливо поднял глаза.

Песенка Анны Константиновны вдруг оборвалась. Улыбка разом сбежала с ее лица. Не говоря ни слова, она встала, подняла с пола портрет, и, не взглянув на Степку, поспешно сунула его обратно между книг.

И по скорбному взгляду, который бросила учительница на портрет в то короткое мгновение, когда ставила его на место, и по тому, как она совсем не обратила внимания на вынутые со второй полочки книги, понял Степка, что вторжение его на запретную полочку осталось незамеченным и что что-то другое, наверное, связанное с портретом, вызвало неудовольствие учительницы. И когда вдруг погрустневшая Анна Константиновна вернулась к Наталье, он поспешно сунул заветные книжки под мышку и потихоньку выбрался из комнаты.

Забравшись на печь, при свете старой керосиновой лампы Степка погрузился в чудесный мир необыкновенно захватывающих приключений. Вместе с отважным капитаном белого брига он сражался против кровожадных пиратов, томился в мертвом штиле коварного, заросшего непроходимыми водорослями Саргассова моря, вырывался из ужасного плена диких людоедов, дрался с тиграми и львами, спасал от жестоких бандитов чудесную красавицу… почему-то очень похожую на Анну Константиновну.

Степка не был просто заинтересованным наблюдателем происходящего в книгах. В своем воображении он принимал в описываемых событиях самое деятельное, подчас вовсе не предусмотренное автором участие.