Старая дорога - [8]

Он пытался заговорить, но получился лишь хриплый шепот. Он беспомощно переводил взгляд с дула револьвера на лицо улыбавшегося Клифтона. Безумный? Только безумный мог так улыбаться в такую минуту — без злобы и ядовитости, но с чем-то более страшным в глазах.

— Чего вы хотите?

— Вас, — ответил Клифтон.

Свободной рукой он вынул из кармана часы.

— Через восемнадцать минут служащие разойдутся. Останется кто-нибудь?

— Мой секретарь.

— Позвоните ему и скажите, чтобы он ушел в пять часов и чтобы после этого часа вообще никто не оставался. И если вы допустите ошибку, Хурд, если голос ваш дрогнет, и вы чем-нибудь возбудите подозрение — я убью вас!

Иван Хурд колебался некоторое время, потом взял телефонную трубку и спокойным ровным голосом сделал распоряжение.

Клифтон одобрительно кивнул головой.

— Вы приятно удивляете меня. Противно убивать труса. Все равно, что червяка раздавить.

Хурд постарался подтянуться, раскуривая потухшую сигару. Он облизнул губы.

— Теперь нам никто не помешает. Поговорим о делах.

— О каких делах?

— О деньгах, разумеется. Ведь вам нужны деньги, Брант. Сколько?

Глаза Клифтона засмеялись.

— Ко всему в жизни примешивается что-нибудь забавное. От трагедии до комедии — один шаг. Помню, во Фландрии я видел, как граната разорвалась над человеком, ехавшим в запряженной осликом тележке. Я в ужасе закрыл глаза и чуть не лишился сознания, но, когда дым рассеялся, оказалось, что от ослика и тележки следов не осталось, а человек сидел на земле живехонький, без единой царапины, только черный, как в смоле вываренный. Это было смешно. Но сейчас еще смешнее. Мне не нужны ваши деньги. Этим зданием и всем, что в нем заключается, не покрыть вашего долга мне. И через девять минут вы будете в моих руках. Вообразите себе, какое комичное зрелище вы, при вашей толщине, будете представлять, после того как я разделаюсь с вами.

— Да вы с ума сошли!

— Возможно! Человек, оживший после того, как его зарезали в Гайпоонге, да чтобы был в здравом уме! А знаете вы, что вы должны мне? Вы убили моего отца, убили в то время, когда я там, на фронте, участвовал в боях, которые вам давали возможность сколачивать состояние в десятки миллионов. Вы жирели от денег, тогда как я терял все, что у меня было на свете.

Теперь я пришел рассчитаться с вами. Вы боялись этого дня. Я предупреждал вас. Получали вы мои открытки каждые шесть месяцев? Разумеется, получали. Вы знали, что вы вор и убийца, хотя для правосудия и неуязвимый, и вы боялись. Потому и постарались устранить меня. Говорят, гайпоонгские убийцы получили по восемьсот долларов на американские деньги. Вашему агенту Готлибу достался жирненький куш. До пяти часов остается одна минута. Как вы думаете, сколько вы должны мне?

Клифтон нагнулся вперед и положил палец на собачку револьвера. Хурд силился заговорить. На посеревшем лице выступил пот. Губы побелели, обвисли. И руки, и все тело его конвульсивно дрожали.

Маленькие слоновой кости часы серебристо прозвонили пять раз. Где-то хлопнула дверь; ни один звук не нарушал тишину.

Клифтон начал считать.

— Раз, два!

— Великий Боже, не стреляйте!

— Сколько вы должны мне?

— Сколько хотите!

— На колени, Хурд!

Жирная масса соскользнула со стула.

— Дарю вам пять минут жизни. Отвечайте на мои вопросы. Я хочу слышать правду из ваших уст. Если солжете, убью сразу. Преступными способами отняли вы у моего отца его лесные участки, пока я был на войне? Да?

Толстые губы шевельнулись:

— Да.

— Были вы причиной смерти моего отца?

— Косвенной… да…

— Наняли вы убийц в Гайпоонге, чтобы убить меня?

Тяжелая голова опустилась на грудь. Хриплый крик вырвался из груди. Хурд закрыл лицо руками. Это было признание.

Если бы в этот момент Клифтон отвел глаза от скорчившегося у ног его человека, он заметил бы, что маленькая дверь тихонько приоткрылась.

Но он не сводил глаз с Ивана Хурда. Вот она, месть! Все осевшее тело лесного короля, каждой своей линией, выражало полную безнадежность. Со свойственным его коренной нации стоицизмом он ждал конца. Он пойман и, сам никогда не давая пощады, не рассчитывал на пощаду. Мешок колышущегося, как студень, мяса, этот владелец миллионов — финансовая сила, влиятельный политик, уклонившийся от непосредственного участия в войне, — как страус прятал голову, до глубины души перепуганный черненьким дулом револьвера!

И тут Клифтон расхохотался звонким, веселым смехом, в котором был оттенок торжества. Иван Хурд поднял голову. Он видел, как противник взялся за обойму револьвера. Она выскочила, полетела на пол. Хурд поднял ее вялыми пальцами. Обойма была легкая. Обойма была пустая.

Револьвер не был заряжен.

Хурд поднялся, шатаясь, и хлопнулся в кресло.

Прерывистые вздохи, нечто вроде рыдания вырвалось у него из груди,

— Что, испугал я вас, Хурд?

Клифтон снимал пиджак.

— Беда с вашим братом, что нет у вас чувства юмора. Чуть дело дойдет до того, чтобы умереть или убить, вы бываете до нелепости примитивны. Я пришел за своим миллионом долларов и покажу вам, как можно получить его. Ни в виде звонкой монеты, ни в виде кредиток он мне не нужен, потому что я денег терпеть не могу. Но вы, своей шкурой, дадите мне удовлетворения на миллион. Убить голыми руками — в этом есть заслуга? Готовы вы?