Становление Гитлера. Сотворение нациста - [78]

Совершенно невозможно узнать, понимал ли в 1920 году Гитлер свой расовый, биологизированный, бескомпромиссный антисемитизм как буквальный или метафорический, потому что никто не может заглянуть в голову Гитлера. Никакая степень изобретательности не может, вероятно, полностью преодолеть это препятствие. Даже если появятся новые документы, которые были сделаны самим Гитлером или те, что зафиксировали его слова, дилемма такова: поскольку он постоянно переделывал себя и был общеизвестным лжецом, говорившим все, что, как он верил, люди хотят слышать, мы можем никогда не узнать при отсутствии разумных оснований для сомнения, когда он говорил правду и когда он лгал. Отсюда всё, что мы можем сделать, это объяснить, почему некоторые заявления о его намерениях и внутренние мысли более правдоподобны, чем другие, а также исследовать примеры его действительного поведения и экстраполировать заключения на то, как работало его сознание и что за намерения у него были.

Один из возможных способов проверить, воспринимал ли Гитлер свой собственный биологизированный, расовый, бескомпромиссный антисемитизм буквально, — это посмотреть, как он обращался с евреями, которых он знал лично. Более вероятно, что он действовал бы по отношению к ним бескомпромиссно, если бы он воспринимал свой собственный тип биологизированного расового антисемитизма буквально.

В своей речи 13 августа 1920 года Гитлер доказывал, что не следует пытаться различать отдельных евреев как хороших либо плохих. Он говорил, что даже евреи, которые имели бы внешность хороших людей, своими действиями тем не менее разрушили бы государство, поскольку это присуще их природе — делать так, независимо от их намерений. Сходным образом в начале 1940-х он категорично заявит, что в преследовании евреев не должно делаться исключений, сколь ни сурово это могло бы быть в некоторых случаях. В ночь с 1 на 2 декабря 1941 года, когда индустриализированный процесс убийства евреев начал претворяться в жизнь, он заявит в своей военной ставке: «Наше расовое законодательство приносит большие трудности отдельным людям, это правда, но не следует основывать его оценку на судьбе индивидуумов». Однако это именно то, что сам Гитлер делал не один раз.

Одним из исключений, сделанных Гитлером, был Эмиль Морис, когда в середине 1930-х Генрих Гиммлер пытался изгнать Мориса из СС и из партии из-за еврейского происхождения Мориса. Гитлер не только отверг намерения Гиммлера, но и сделал жест, предложив воспользоваться своими апартаментами для приёма по случаю свадьбы Мориса в 1935 году, дав ему довольно большую сумму денег в качестве свадебного подарка, а также даровав ему особое изъятие из правил, чтобы тот мог остаться в партии и в СС.

Они сблизились вскоре после вступления Мориса в Немецкую рабочую партию в конце 1919 года. Морис был один из немногих людей, кому позволялось обращаться к Гитлеру неформальным «ты». В бесчисленных баталиях в пивных залах и на улицах Мюнхена он был одним из наиболее жестоких среди ранних национал-социалистов. В знак признания его талантов Гитлер в 1921 году сделал его главой СА; Морис станет служить как адъютант его личной охраны — «Ударной группы Гитлер» — в 1923 году и продолжит это дело, став одним из основателей СС. Некоторое время он служил Гитлеру в качестве его водителя, и когда они оба они окажутся в заключении в тюрьме Ландсберг после провала путча 1923 года, Морис будет помощником Гитлера.

Не совсем ясно, когда Морис и Гитлер узнали о еврейском прадеде Мориса. В соответствии с некоторыми утверждениями, слухи о его еврейском происхождении стали витать с 1919 года, в то время как по другим сведениям это осознание наступило гораздо позже. С одной стороны, учитывая долгую службу Мориса Гитлеру и партии, не особенно удивительно, что Гитлер стал защищать Мориса, даже если член СС номер два был, в соответствии с логикой гитлеровского режима, на одну восьмую евреем.

Однако с другой стороны решение Гитлера было удивительным, поскольку его заступничество за Мориса произошло после длительной, глубокой и горькой ссоры двух друзей, произошедшей от неспособности Гитлера примириться с тем фактом, что его племянница Гели Раубаль и Морис влюбились друг в друга. К тому времени, когда он станет помогать Морису против Гиммлера, для Гитлера было бы легче не возобновлять связь с ним и не защищать, чем делать это. И тем не менее он не только дарует Морису специальное изъятие из правил в пику Гиммлеру, но также пригласит Мориса и его жену в свои апартаменты.

Поддержка Мориса Гитлером раскрывает природу его антисемитизма по другой причине: в 1939 году с началом войны Гитлер неожиданно прекратил все контакты с Морисом. Он также отказался увидеться с ним, когда Морис попросил встречи в конце 1941 года. Эта неожиданная перемена точки зрения со стороны Гитлера столь же значительна, как и его прежняя поддержка Мориса. Если бы он продолжил взаимодействовать с Морисом и поддерживать его на протяжении Второй мировой войны, то было бы простительно преуменьшить важность того факта, что Гитлер прежде поддерживал близкого товарища, у которого был один еврейский прадед. Однако изменение отношения на противоположное с началом войны предполагает, что еврейское происхождение Мориса было важным для Гитлера с тех пор, как он узнал про него. Пересмотр Гитлером отношения к Морису во время середины 1930-х предполагает, что это было частью более широкого изменения точки зрения со стороны Гитлера. Это поднимает вопрос — мог ли быть радикальный, основанный на биологии антисемитизм Гитлера изначально метафорическим и затем стал буквальным только накануне Второй мировой войны. Однако, начиная примерно с 1922 года, поведение Гитлера сильно подсказывает, что геноцид уже был его предпочитаемым «окончательным решением» проблемы — что делать с евреями Европы. Его взаимодействие с такими лицами, как Морис, наводит на мысль, что — до тех пор, пока он полагал, что было непрактично проводить в жизнь геноцидное «окончательное решение» — он был готов помогать евреям, которые ему нравились лично. Веря в течение многих лет, что у него нет иного выбора, кроме как принять в качестве альтернативы не геноцидные решения для очищения Германии от еврейского влияния, имело смысл защищать некоторых евреев, к которым он или его соратники были близки.