Становление Гитлера. Сотворение нациста - [141]

Две центральные цели политики в той форме, в которой он определил их в 1919 году, будут доминировать в его мышлении и политике на последующие двадцать пять лет. И они объясняют его готовность начать ещё одну мировую войну и приступить к геноциду. Этими целями были: полное удаление любого еврейского влияния из Германии и создание государства, у которого имеется достаточно территории, людей и ресурсов, чтобы быть геополитически на равных с наиболее мощными государствами в мире. Ко времени написания Mein Kampf стало ясно, что предпочитаемое Гитлером окончательное решение обеих проблем — предположительно губительного влияния евреев и недостатка территории у Германии — станут иметь последствия в форме геноцида.

Даже из перспективы 1924 года, когда Гитлер оставил идею постоянного альянса с восстановленной царской Россией в пользу жизнеспособной Германии, созданной захватом Lebensraum, эволюционная логика преследования своих целей уже была геноцидной. Просто невозможно представить, как его цели могли бы быть реализованы без применения по меньшей мере этнической чистки поляков, русских и других славян.

Безотносительно того, понимал ли полностью Гитлер геноцидное развитие логики его геополитических целей, не может быть сомнения, каким было его предпочитаемое окончательное решение «еврейского вопроса». Как показало письмо Улле Вилле к Рудольфу Гессу в конце 1922 года, к тому времени Гитлер и Гесс должны были уже подумывать об идее использования пулемётов для истребления евреев. Вдобавок в интервью, которое Гитлер дал каталонскому журналисту незадолго до попытки путча в 1923 году, он был даже более недвусмысленным: в ответ на утверждение Гитлера, что выполнение погромов в Мюнхене было бессмысленным, поскольку впоследствии евреи в остальной части страны всё ещё будут продолжать доминировать в политике и финансах, журналист спросил его: «Что вы хотите сделать? Убить их всех внезапно?»

Гитлер ответил: «Это, разумеется, было бы наилучшим решением, и если бы кто-то смог провернуть это, то Германия была бы спасена. Но это невозможно. Я смотрел на эту проблему со всех сторон: это невозможно. Вместо того, чтобы благодарить нас, как им следовало бы, мир набросится на нас со всех сторон». Он добавил: «Следовательно, остаётся только изгнание: массовое изгнание».

Ответ Гитлера является проясняющим в объяснении возникновения Холокоста, так как он делает совершенно ясным, что его предпочтением в 1923 году был геноцид, но что если прямой геноцид не был возможен, он проявит прагматизм и обратится ко второму из наилучших решений: массовому изгнанию. Что он имел в виду, когда говорил о массовых изгнаниях, становится очевидным из контекста времени, в котором имело место интервью. Так как радикальные правые в Мюнхене только что были подвержены влиянию статьи Ганса Тробста об «армянских уроках», то для «еврейского вопроса» ответ Гитлера едва ли мог означать что-то иное, кроме поддержки этнической чистки по образцу геноцида армян.

Достигнув власти, Гитлер вначале поощрял эмиграцию евреев. Однако его поддержку эмиграции следует понимать как третье из наилучших решений, обоснованным скорее тактическим прагматизмом, чем как свидетельство того, что он ещё не представлял себе предпочитаемое решение. Как сообразительный политический оператор, он также понимал, что временами он должен приглушить свой антисемитизм. Например, во время избирательной кампании 1932 года он едва упоминал евреев.

Тем не менее, как только он начнёт совместно осуществлять свои две основные политические цели — создание достаточно большой Германии путём захвата новых территорий на Востоке и удаление евреев из государства, которое он пытался создать (поскольку вредоносное влияние евреев, по его мнению, было основной причиной внутренней слабости Германии) — одна вещь становится ясной: у Гитлера больше не было какой-либо благовидной альтернативы либо прямому геноциду, либо этнической чистке с геноцидными последствиями. Изгнание не было практическим решением в военное время: просто не было страны, куда могли быть отправлены евреи. И в отличие от случая с армянами во время Первой мировой войны, вследствие реалий военной судьбы Германии в 1940-х, евреев нельзя было переместить из их основной зоны проживания в какие-то другие места под германским управлением.

Вполне может быть правдой то, что в техническом смысле физическое истребление евреев в Польше началось с решений, сделанных на месте, без ясных приказов из Берлина. Однако, они были сделаны только потому, что Гитлер вступил в войну, нацеленную на одновременные захват территории и устранение евреев, в таком контексте, в котором его предпочитаемое решение, вероятно, всегда было геноцидным, как была логика развития его действий и намерений. Более того, приказы, исходившие непосредственно от Гитлера, начали войну и прямо результировали в последующих приказах Гитлера, которые давали полномочия для заключения евреев Польши в гетто и концлагерях, равно как и выкашивание пулемётами евреев Советского Союза. Так что идея, что Холокост начался только во второй половине 1941 года — т. е. когда сотни тысяч евреев уже были убиты в Советском Союзе в ходе операции «Барбаросса» — не согласуется с фактами. Их убийство проистекало из желания Гитлера создать Германский Рейх не только с наличием достаточной территории, но такой, что был бы очищен от евреев тем способом, какой он представлял себе уже в 1922 и 1923 годах, как очевидно из контактов Гесса и его самого с Ульрихом Вилле и каталонским журналистом.