Станцуем, красивая? (Один день Анны Денисовны) - [22]

— Светлана Матвеевна, как ее зовут, эту станцию?

— А бог ее знает, девонька. Много их, разве все упомнишь? Залазь, давай, залазь…

— Я сейчас, мигом…

Ночь. На платформах пусто, лишь у вагонов кое-где мерцают огоньки сигарет: это заядлые курильщики вышли подышать свежим воздухом. Здание вокзальчика украшено наивными колоннами в подражание Парфенону. Другой его фасад наверняка смотрит на площадь с памятником и на домики маленького городка, имени которого не помнит даже проводница Светлана Матвеевна. У нее вот есть и имя, и отчество, а у городка — нет. У городка есть только сон, тяжкий и неподъемный, накрепко прикрепленный вот к этой платформе. Анька легко вздыхает:

— Завидуете, да? Мы вот сейчас уедем, а вы-то останетесь. Сами виноваты. Всего-то делов — сходить к Сергею Иванычу…

Свисток. Пора. Пора вверх, на взлет, с земли на небеса. А то, может, остаться? Какой острый восторг поднимается в душе от одной этой мысли! Не собственно от желания остаться, нет, — от самой возможности выбора. От свободы! Потому что выбор — это свобода, а свобода — это восторг. Ну что, останемся? Вот уже вздохнули тормоза, стукнули буфера вагонов… Нет уж, ребята, вы оставайтесь, а мне в вагон, танцевать дальше. У меня в этом вагоне, кстати, и ребеночек спит, свет очей, звать Павликом…

Ну и, конечно, попутчики, заведомо необязательные знакомства. Они не такие мимолетные, как в городской очереди, когда нет времени присматриваться к случайному соседу и, уж тем более, выкладывать ему историю своей жизни: только разгонишься, глядь — очередь подошла, прости-прощай, собеседник. Нет-нет, железнодорожные заезды на длинные дистанции тем и замечательны, что уж за двое-то суток любой темнила проявит себя в достаточной степени. Отсюда и доверительность этого неспешного, обстоятельного общения.

Хорошо и то, что знаешь: не на веки вечные связала вас судьба, а на весьма конкретный, заранее ограниченный интервал. Не нравится какой-то сосед?.. — не беда: завтра в два часа дня согласно расписанию ты навсегда сделаешь ему ручкой. Нравится другой?.. — никто не мешает вам обменяться адресами. И неважно, что назавтра жизнь может вплотную столкнуть тебя с первым и никогда не свести со вторым — важно, что в поезде ты уверен в полной свободе своего выбора. А свобода, как уже установлено, — восторг.

В ту первую поездку в Евпаторию Аньке сильно повезло с попутчиками. Хотя, возможно, тут проявилось вовсе не везение, а умный расчет доброго волшебника Сергея Иваныча, потому что соседка по плацкарту Элла, добывая билеты, тоже воспользовалась его магической силой. Как и Анька, Элла везла на юг сына, восьмилетнего Петю. А впрочем, еще неизвестно, кто кого вез: в этой странной паре все определял именно Петя. Его мать на первый взгляд принадлежала к породе существ, которым назначено было родиться цветами, но по нелепой ошибке небесной канцелярии они явились в этот мир в людском обличье. В народе их еще называют «божьими одуванчиками».

Вообще говоря, это название предполагает заведомую кратковременность жизни людей-цветов: мол, стоит господу-богу слегка дунуть, и осыплется божий одуванчик, исчезнет, разлетится по ветру мелкими парашютными семечками. И, действительно, они постоянно забывают сделать самые необходимые дела, по ошибке выбрасывают самые нужные вещи и теряют все, что только можно потерять. Посмотрите, как они, любуясь облаками и не обращая внимания на мчащиеся грузовики, переходят улицу: поистине, каждый раз приходится удивляться тому, что им удалось в целости и сохранности добраться до противоположного тротуара. Удалось сегодня; возможно, удастся и завтра, но уж никак не на протяжении месяца, ибо этого не потерпит никакая теория вероятностей.

Все это так; тем поразительней тот факт, что в реальности божьи одуванчики живут долго и счастливо. А все почему? А все потому, что они непостижимым образом ухитряются найти того, кто ежедневно переводит их через улицу, а также не дает им потеряться, упасть со стула или сунуть палец, руку, ногу, голову туда, где все это может отрезать, например, в соковыжималку или в стиральную машину. Иными словами, эти бедные недотепы не так уж и глупы, если могут позволить себе ангела-хранителя, который круглосуточно следит за тем, чтобы с ними не произошло ничего дурного. Что ж, цветку, в том числе, и человеку-цветку, не зазорно провести всю жизнь в чьей-либо петлице.

Петлицей и ангелом-хранителем Эллы был ее сын Петя. Трудно сказать, как это получилось. Возможно, Эллу не устроил прежний вариант, и она, не найдя никого другого, решила сама родить нового ангела. Ясно одно: парень вынужден был с грудного возраста заботиться не только о себе, но и о маме. Скорее всего, ему пришлось учить ее всему, включая кормление и смену пеленок. Так или иначе, к восьми Петиным годам, когда случай в лице Сергея Иваныча свел эту пару с Анькой и Павликом, божий одуванчик Элла уже крепко сидела в сыновней петлице.

На Петю Анька подивилась еще в Ленинграде на платформе, когда садилась в поезд. Муж Слава к тому времени уже уехал в Коми на халтуру, провожать было некому, и по этой причине Аньке пришлось нести свой крест в одиночку: на спине рюкзак, на шее сумка, в одной руке чемодан, в другой — испуганный Павлик. Подтащив все это к вагону, она поставила чемодан и полезла в сумочку за билетами. Рядом здоровенный носильщик в фартуке объяснял что-то худенькому серьезному мальчику. Разговор шел на повышенных тонах.