Стамбульский ребус - [187]

Положил бы перед тобой дело и сказал, что мы должны разобраться с этим вместе. Мне бы хватило и того, что убийцы получат заслуженное наказание. Но когда я узнал, что Хандан и Умут стали жертвами не несчастного случая, а умышленного преступления, меня охватил не гнев, а глубокая безысходность. Прямо на моих глазах у меня отняли жену и сына. Все вдруг потускнело и померкло. Даже если бы мы отправили всех их в тюрьму, я бы не смог вернуться к прежней жизни. Я потерял желание жить навсегда. Я знал это, чувствовал нутром. И ничего не мог с этим поделать. Отчаяние накрывало меня с головой.

Где-то рядом раздался крик ночной птицы. Сова? Или какая-то другая хищная птаха? Я вспомнил Демира и его ястреба Хюзюн.

— Демиру было ничуть не легче. — Должно быть, этот крик тоже напомнил Йекте о друге. — Возможно, он потерял смысл жизни даже намного раньше меня. Его единственным утешением стала помощь животным. И когда я сказал ему, что собираюсь убить этих подонков, он тут же вызвался помочь мне. Но я отказался.

Видимо, в моем взгляде опять читалось недоверие.

— Честное слово, Невзат, так оно и было. Я не хотел его впутывать. Но Демир не отступал, умолял меня сделать это вместе. Он тоже не хотел больше так жить.

Йекту снова пробрал кашель, еще более сильный и долгий. Я опять хотел предложить ему поехать в больницу, но он, подняв руку, остановил меня:

— Мы поедем, обещаю, ты непременно отвезешь меня в больницу…

Слова давались ему с большим трудом. Откашлявшись, он продолжил рассказ:

— Конечно, с Демиром все стало проще. Действуй я в одиночку, скорее всего, попался бы на первом же убийстве. У Демира был явный талант в таких делах. Во время войны в Боснии он участвовал в стольких сражениях, столько смертей видел. — Он засмеялся, как будто сказал что-то забавное. — А я что? Профан, да и только. Представляешь, я ведь грохнулся в обморок, когда мы убивали Денизэля.

Он без сознания был, но при виде крови, хлынувшей из перерезанной глотки, мне вдруг стало плохо, и я рухнул на пол.

Я не узнавал Йекту, он изменился. Мой утонченный друг-поэт исчез, и теперь передо мной был убийца, без тени сожаления рассказывающий о том, как он расправлялся со своими жертвами. Но при этом он был таким жалким, таким беспомощным, что я даже злиться на него не мог.

— Как я уже говорил, если бы не Демир, ничего бы у нас не вышло. Это он все спланировал. Мы превратили мой гараж в подобие операционной. Наверное, ты там уже побывал. Украли белый фургон, продумали все так, чтобы дело заняло ровно семь дней…

— Подожди, подожди, — прервал я его. По нашим подсчетам, все убийства произошли в течение шести дней. — Разве вы первое тело не во вторник вечером оставили?

— Нет, в понедельник, ближе к полуночи. Мы хотели связать все с числом семь. Это, конечно, была моя идея. Чтобы наш план сработал безупречно, мы долгие месяцы следили за жертвами: когда они выходят из дома, когда приходят на работу. Убив одного, мы тут же похищали следующего. Проще всего было с Недждетом и Адемом. Они сами попали к нам в лапы.

Не выдержав, я крикнул:

— Неужели тебя не мучает совесть? Они виновны в гибели пяти человек. А вы-то сами зарезали семерых!

Мои слова его ничуть не задели.

— Ты ошибаешься, Невзат, — спокойно возразил он. — Они тоже убили семерых. Они погубили не только Хандан, Умута и тех трех несчастных рабочих, но и меня с Демиром. Так что их самих убили не живые люди, а лишь тени двух некогда живших людей, ими же и убитых. — Горькая усмешка искривила его кровоточащие губы: — Совесть, говоришь? Да, Невзат, мучит, еще как мучит! Но, поверь, даже угрызения совести лучше, чем бессмысленная жизнь. — Он медленно поднял старый пистолет своего отца и направил на себя. — Впрочем, конец близок…

— Что ты делаешь?

— А что еще мне остается? Ты же не думаешь, что я смогу жить после всего этого?

Конечно, нет. Еще когда я сидел рядом с остывающим телом Демира, когда только догадался, где мне искать Йекту, уже тогда я знал, что не смогу убедить его жить дальше. Но я не желал сдаваться.

— Отчего же? Жизнь, хоть и в тюрьме, — это все же жизнь. Может быть, ты даже попадешь вместе с Демиром…

Его тело сотрясли безмолвные рыдания, а из глаз медленно покатились слезы.

— Пожалуйста, не ври мне, Невзат. Демир уже мертв. — Он даже не пытался стереть слезы. — И у меня тоже нет иного выхода. Я умер еще тогда, вместе с Хандан и Умутом. А все это — лишь попытка придать хоть какой-то смысл нашим искалеченным жизням.

— Смертью? — резко спросил я.

— Да, смертью — нашей собственной и смертью тех подонков. Ничего другого нам не оставалось… Как ты не понимаешь, Невзат? Мы были в отчаянии. И это все — в назидание людям. Это все — наш прощальный подарок Стамбулу. Нам претила сама мысль о том, чтобы и дальше жить такой пустой жизнью, незаметной и бессмысленной. Как видишь, другого выхода у нас не было. Да, мы подарили свою жизнь Стамбулу — на память.

Он приставил пистолет к подбородку.

— Стой! — закричал я. — Ты же обещал, что мы поедем в больницу.

Он посмотрел на меня с неизбывной тоской:

— Конечно, поедем. Демир ведь уже там?

Его палец лег на курок, и я сделал последнюю попытку: