Стальной конвой - [13]

Поболтав со знакомыми, Манжура заодно разузнал, в каком составе разместят его взвод. Оказалось, вместе с лошадьми, только для коней отвели крытый железный вагон, а для бойцов приготовили спальный, с двухместными купе.

После этого Николай вернулся на базу и на этот раз всю ночь спал спокойно.

— Придётся идти на Екатеринбург через Чусовскую и Тагил, — Набоков провёл пальцем по новому маршруту. — Мост восстанавливать времени нет, да и засады могут быть. «Фантомас» проскочил по северному варианту до Азиатской, чисто и никого нет. Дальше не пошёл, темнеть начало. Предложения какие?

Штаб собрался на втором этаже вокзала Перми II, отсюда можно было видеть оба направления железнодорожных путей. Одно — Транссиб, уходил по насыпи направо, другое, горнозаводское, отходя от станции налево, сразу терялось за постройками и деревьями.

— А вертолёты не пускали, проверить, как там, дальше Шумково? — спросил командир тяжёлого бронепоезда «Кама» Левицкий. — Может, убрались с концами работорговцы? Хотя, зачем рисковать.

Поднялся маленький, шустрый Иона Заббаров. Любое упоминание о вертолётах он принимал на свой счёт.

— Пара «Лидушек» прошла до Шалей, — он ткнул пальцем в карту, указывая, где это. — На путях в Шумково стоит брошенная бронедрезина, дальше чисто. Но. Кунгуряки разобрали путь от моста через Сылву на километр. Там сейчас укрепрайон, как на Самарской Луке. Автомобильный мост заминировали, патрули. Ехать-то негде.

Набоков обвёл присутствующих взглядом, как бы спрашивая, есть у кого, что сказать? Но все уже приняли решение.

— Ещё проблема одна, — главком посмотрел в конец стола, где сидели инженеры с пермских заводов. — Для изучения облаков под колёсами с нами поедут учёные. Они запросили для себя ещё один состав. Лаборатории там, пробирки всякие. Давайте, командиры, решайте, в чьей группе этот эшелон пойдёт.

Через секунду вверх взметнулись руки, комброны заговорили разом, убеждая Набокова в том, что учёным с ними будет хорошо и безопасно.

Такая доброта объяснялась просто. Эшелон учёных, это практически дополнительные ремонтные мастерские. Никто не хотел упускать выгоду. Комендант улыбнулся.

— Вот и хорошо, — он поднялся. — Я поехал на Бахаревку, там отгрузка заканчивается. Решите, завтра на оперативке мне доложите. До отхода две недели. Проверяйте всё. Проверили один раз, ещё раз проверьте. Проверили, и ещё раз! Всё должно быть готово, и жилые помещения, и вооружение, запасы продуктов, воды, топлива, карты, прочее имущество.

Набоков вышел, а командиры продолжили торговаться за эшелон с учёными.

Конвой поездов бесшумно тронулся с Перми II. На флагмане, тяжелом бронепоезде «Урал» развевался небесно-синий флаг авангарда с Андреевским крестом в левом верхнем углу. Над станцией гремел древний марш «Прощание Славянки». В сыром после мелкого холодного дождика мелодия разносилась далеко. Многие из провожающих, которым не хватило места на перроне, залезли на крыши вокзала и депо. Люди плакали. Мимо них мелькали платформы, пассажирские и грузовые вагоны, цистерны. Из-за того, что колеса поездов не крутились, а висели в воздухе, создавалось впечатление чего-то космического.

— Я всё время жду, что бронепоезд пойдёт вверх, потом изогнётся на развороте и в пике! — седой мужик в замасленной синей куртке вздохнул. — И со всех стволов по гадам влупит! Может, наши головастики и додумаются до этого.

Его сосед, махавший рукой пролетавшему мимо составу с десантниками, пожал плечами.

— Мне всё равно, как они ездить станут, — он вытер слезу, выбитую холодным воздухом. — Главное, чтобы живые вернулись. И война чтоб кончилась.

Жена Ирека Галимова, бывшего замкомэска, а сейчас командира конного эшелона «Чёрный бык», обсуждала со своей приятельницей с медицинской фабрики, бывшего «Биомеда», экипировку уезжающих.

— Представляешь, у Ирека 80 лошадей, а овса дали всего на два месяца. Места нету. — возмущалась она. — Жалко, я до Набокова не добралась. Я бы ему всё высказала. Говорят, в мае уже трава свежая будет.

— Зато лекарств у них, и лошадиных, и нормальных на четыре года, — утешала её приятельница. — Мы всю зиму без выходных работали. Сегодня вот отгулы взяли на неделю, — она вдруг прослезилась. — Мой-то тоже с ними напросился. Кузнец он, так в оружейную мастерскую угодил. Детям просил передать, что рыбу какую-то красную из Сибири привезёт. Да только бы вернулся, бог с ней, с рыбой-то.

— Вернутся, — уверенно заявила Галимова. — Такая силища пошла. Да ещё калмыки по югу идут. Народ у нас бывалый, всё про войну знают. Только бы ничего не случилось, как двадцать пять лет назад. Ещё этот, Манжура с ними поехал. Такой странный мужик. Сначала пустоглазый был, а как его чудо-юды эти шарахнули, так нормальный стал. Добрый такой. Из разведки ушёл, помощником ветеринара стал. Но всё равно странный.

— Я разговор про него в медотделе слышала, — приятельница вытерла слёзы. — У него эмоциональный фон сейчас, как у маленького ребёнка. Их же всех обследовали перед походом. А этого Манжуру особенно изучали. Он же единственный, кто чудов видит. Собачники-то только общаться с ними могут. Так вот, главврач медпоезда сказал, что у Манжуры состояние открытия мира на базе добродушия, искренности и сострадания. В общем, как ребёнок неиспорченный такой. Видно, здорово его шарахнуло тогда.