Стальное поколение, ч. 2 - [17]

— Ты же знаешь, Карпет — ответил Попов — они пришли за мной. И за тобой тоже — но в первую очень за мной.

— Да... — сказал вор — знаю...

— Как будем?

— Слушай сюда... цветной... — проговорил Карпет, закашлявшись — если выберешься, найдешь... Жанну Агапетян. Запомнил? Жанна Агапетян. Маруха моя, про нее никто не знает, даже Андранян. У нее все записи мои, понял? Довези их до Москвы, пусть эти твари юшкой умоются. Пусть им зеленкой лоб намажут, всем до единого, тогда и я спать буду спокойно. Секешь? Жанна Агапетян...

— Где ее искать? — спросил Попов

— В Ростове. В Ростове ее ищи. Живет она тихо, но если меня нашел, то и ее найдешь. Обещаешь...

— Обещаю — твердо сказал Попов

— Подыхать то как не хочется... А надо. Ты... Жанку обереги... достанут ее.

— Никто не тронет ее. Обещаю.

— Ну... давай, мусор. Не поминай злом...

Попов протянул вперед руку — и Карпет пожал ее своей липкой от крови рукой.

— Готов? На три... один — два...

На счет три — Карпет вдавил изо всех сил педаль газа, целясь в бронетранспортер, и солдат Внутренних войск.

— А... суки рваные!!!

С бронетранспортера непрерывной очередью застрочил ПКТ, моментально лопнуло разбитое градом пуль лобовое стекло Вольво — и в этот момент Попов рванул на себя дверцу Вольво и выпал из машины на дорогу. Солдаты трассерами полосовали предрассветный сумрак, пули летели совсем низко — но он катился по темному асфальту, куда не доставал луч фары — искателя, и думал — сразу или нет. Вольво был уже близко, солдаты бросились в сторону, и пулемет прекратил огонь... Вольво докатился до борта бронетранспортера по инерции, ткнулся в него — и замер, чадно разгораясь...

РСФСР, Ростов-на-Дону. 16 сентября 1988 года

Эта пятиэтажка — находилась на самой границе дурного, очень дурного района, возведенного «прицепом» к комбайновому заводу. Тогда на удобства особого внимания не обращали — жила бы страна родная и нету других забот. А потом... как-то так и осталось — начали сносить бараки, застраивать унылыми, хрущевскими пятиэтажками, вот и получился обычный «призаводской район». Как и на всех крупных производствах страны — нормальных людей на Ростсельмаше не хватало, приходилось брать всякую рвань, в том числе и отсидевших, давать служебное жилье. Да и без этого... Ростов издревле считался криминальной столицей страны... не зря говорили: Ростов — папа, а Одесса — мама. Лихого люда здесь хватало, селился он отдельно от нормальных людей, в таком месте как «Богатый спуск» к порту, Богатяновка, Нахаловка теперь вот и район комбайнового завода. На социалистический район это было похоже только в здании заводоуправления, где висел большой снимок этого места когда его только сдавали. Во всем остальном... помои здесь многие по привычке выливали за окно, у стекляшки толпился фиксатый и татуированный народ, у подъездов сидели на корточках лица с мутными взглядами, мутными биографиями и почти чужим для непосвященного языком. Дрались здесь жутко, кость в кость отсутствие судимости у мужика считалось исключением из правил, «комсомолки», которым не повезло родиться здесь — часто начинали взрослую жизнь с группового изнасилования, о котором конечно не заявляли. Участковые, да и вообще уголовный розыск — опускали руки, большую часть заявлений укрывали от регистрации, но иногда — проводили рейды, образцово показательные, чтобы показать, что работа ведется. Но и беспредела здесь не было... например, таких жутких молодежных драк, подростковых группировок как в Казани здесь и представить не могли... воры быстро бы укорот молодым, оборзевшим рогометам дали. Во взрослую жизнь здесь входили степенно... сначала бегали для бати за пузырем, потом если везло — брал в пристяжь какой-то взрослый уголовник. Потом — уходили либо в армию (и часто вырывались из порочного круга) — либо на зону, и это было уже навсегда...

Коричневая «шаха», то есть ВАЗ-2106 — для Ростова уже не считалась особо «понтовой» машиной, сейчас в моде были клинообразные «зубила» — ВАЗ-2108, 2109 и особенно только что появившаяся 21099, за которую платили как за Волгу. Деловые — не те, кто на бану углы вертит[18]. А те кто поумнее, кто коммерсов подпольных доит — до ста штук за такую платят вне очереди. Но здесь, в комбайновом, где старый, дряхлый запорожец уже считался машиной — шаха котировалась как Волга и привлекала всеобщее внимание. Когда четырехглазое чудо отечественного автопрома пробиралось между пятиэтажками, аккуратно объезжая выбоины — десятки глаз, восхищенных, злобных, удивленных — провожали ее...

— Слышь... — Толик Верблюд цыкнул на землю — жируют, падлы... Братва у хозяина грева не видит, а эти хрусты на тачки тратят...

Толик имел пока одну ходку, но по солидной статье, за разбойное нападение. Так что право авторитетного голоса имел.

— Да... — поддакнул Дима Шкет — совсем оборзели. Отобрать бы у них эту тачку, и на подкоммандировку, в Белый Лебедь. Вот где пусть крутизну свою показывают.

В отличие от своего авторитетного соседа — Дима Шкет имел две ходки. Но первая была по малолетке за хулиганство, статью эту воры считали позорной, а во время второй ходки Джима повел себя не совсем правильно. И хоть его не опустили — но все знали, что Дима — стукач. В Белом Лебеде — ему и вовсе бы светила роль разве что пидора... так что за свое высказывание он получил подзатыльник и умолк.