Стальное лето - [4]

Когда солнце плавило асфальт, когда зной валил с ног и токсичные облака, выплюнутые трубами «Луккини», нависали над головой, жители улицы Сталинграда отправлялись на море босиком. Переходишь дорогу — и можно бросаться в воду.

Девчонки вообще не вылезали из воды. С удивительной легкостью, параллельно друг другу, они доплывали до самого последнего буйка. Однажды они собирались добраться вплавь до Эльбы и больше не возвращаться.

Двадцатилетние, прежде чем искупаться, рассаживались кружком в баре. Обычно они перемещались стаями, которые складывались по элементарному принципу: из жителей одного дома, из рабочих одного участка, из потребителей одного и того же наркотика, из болельщиков одной футбольной команды, наконец.

В отличие от тринадцатилетних, эти ребята не спешили бросаться в море. Сначала легкий коктейль, папироска, партейка в покер. У кого-то из них была груда мышц, другие потрясали необъятными животами. Для младших они были сродни олимпийским богам. Пока подростки грезили о прямоточном глушителе и о дискотеке, куда их пока не пускали, они строили всех вокруг на словах и на кулаках, а субботним вечером на своем болиде со спойлером, опустив стекло и высунув локоть наружу, устремлялись вдаль на скорости не менее 190 километров.

Девушки тоже дрались, особенно если речь шла о таком крутом парне, как Алессио. Лето предоставляло уникальную возможность дефилировать с мокрыми распущенными волосами между кабинок для переодевания. Те, кто подходил по возрасту и телосложению, занимались любовью в темноте кабинки — никаких сомнений, никаких презервативов. Если забеременеешь и парень не бросит — дело сделано.

«Теперь уже скоро», — шептались Франческа и Анна. Когда какую-нибудь взрослую девицу привозили на пляж на пышущем жаром скутере, они мысленно сбрасывали ее на песок и усаживались на ее место. «Теперь уже немного осталось», — думали они, когда субботним вечером другие девушки уходили развлекаться, накрасив щеки мерцающей пудрой, покрыв губы ярким блеском, в туфлях на шпильке, а они оставались дома и примеряли наряды под звук приемника, орущего в полную мощь.

Вся жизнь была у них впереди. Жизнь начиналась в четырнадцать лет.

Они вместе плескались в пенистых волнах, когда проходил паром и от этого морская гладь начинала сильнее морщиться. В баре, за столиками парней постарше, их обсуждали уже года два: говорили, что девицы очень даже ничего. Вот подрастут еще — увидишь.

Анна и Франческа, тринадцать лет, скоро четырнадцать. Темненькая и светленькая.

В воде они бултыхались среди парней, их глаз и тел, которые в воде превращались в одну единую массу, в один могучий восторженный организм.

Они развлекались тем, что выхватывали мячик в тот момент, когда какой-нибудь парнишка собирался зашвырнуть его в ворота. Ворота были обозначены двумя палками, воткнутыми в полосе прибоя. А набегающая волна подтверждала состоявшийся гол.

Они носились в толпе, посматривая друг на дружку, часто держась за руки. Природа была на их стороне, и они прекрасно знали, что это мощная поддержка. В определенных кругах для девушки важна только красота. Если же ты уродина, жизни тебе не видать. Если парни не пишут твое имя на столбах во дворе, не подсовывают записки под твою дверь — ты никто. Тогда в тринадцать лет уже хочется умереть.

Темненькая и светленькая, Анна и Франческа, искрились улыбками. Нино, который таскал их на плечах, ощущал тепло их промежности на своем затылке. Массимо, прежде чем бросить девчонок в воду, щупал их, щекотал, покусывал — у всех на виду. А девчонки позволяли первому встречному делать, что ему заблагорассудится, без зазрения совести, ничего толком не соображая, назло тем, кто смотрит. Настоящая жизнь — вот она, только руку протяни.

Но не только они переживали какие-то новые ощущения в теле. Такие уродины, жабы, как Лиза, завернутая в полотенце, тоже хотели бы кататься кубарем в полосе прибоя и сломя голову носиться вдоль берега на глазах у всех.

Девочки в полуразвязанных лифчиках, щедро раздающие тычки и улыбки, ловко кидающие теннисные мячики, казалось, бросали вызов всем. Те, кто смотрел на них, завидовали им, завидовали их грудкам, задницам, бесстыжим улыбкам, которые кричали: да, я существую!

Песок на мелководье смешивался с водорослями, превращался в мутную кашицу. Темненькая и светленькая бегали вдоль моря, ощущая на себе мужские взгляды. Этого они и хотели — чтобы на них смотрели, без всякой причины, просто так. Было ясно, что они так ведут себя с расчетливым кокетством, но все же по-детски непосредственно.

Темненькая и светленькая… Всегда вдвоем, и только вдвоем. Выходя из воды, девчонки держались за руки, как жених и невеста. В туалет в баре они тоже ходили вместе. Прохаживались туда-сюда вдоль пляжа и по очереди оборачивались, услышав комплимент. Их красота угнетала, была жестока. Если Анна иногда здоровалась даже с уродинами, Франческа никому не кивала и никогда не улыбалась — только Анне.

Лето 2001 года им не забыть. По большому счету, даже взрыв башен-близнецов стал для Анны и Франчески частью оргазма, который они испытали, обнаружив, что их тела меняются.