Стальная Крыса идет в армию - [11]

– Спасибо, этого достаточно. – Я сложил листок и спрятал его в карман. – Что еще?

– К вечеру, наверное, у нас будут документы. Я скоро улечу. Мне удалось устроиться на корабль, который на несколько месяцев зафрахтован торговой делегацией. Я подкупила матроса, и он сказался больным.

– Когда старт?

– В полночь, – голос Бибз дрогнул.

– Боже! Как скоро…

– Да, Джимми. Я все вижу, потому и расстаюсь с тобой. Ни к чему нам крепкие узы.

– О чем ты? Какие узы? Не понимаю.

– Вот и хорошо. Когда поймешь, я уже буду далеко.

Разговор действовал на меня угнетающе. До минувшей ночи мои отношения со слабым полом были… скажем, не такими близкими. Бибз молча смотрела на меня, я же, подавленный и сбитый с толку, не знал, что сказать. Оказывается, я совсем не знаю женщин.

– Ну, мои планы не столь конкретны… – промямлил я, но она прижала к моим губам теплый палец.

– Конкретны, я же вижу. И ради меня ты не станешь их менять. Утром ты твердо знал, чего хочешь.

– Я и сейчас знаю, – кивнул я, пытаясь придать голосу уверенность. – Ты уже поговорила с кем надо, чтобы меня переправили на Невенкебла?

– Да, и пообещала двойную плату. Если на острове ты исчезнешь с корабля, у старого Грбонджи отберут лицензию. Но он давно мечтает осесть на берегу, и только нужда заставляет его ходить в море.

– Чем он занимается?

– Перевозит фрукты и овощи на остров. Он возьмет тебя матросом. Если в гавани ты сбежишь с судна, у него отберут лицензию на ввоз товара. Но Грбонджа готов пойти на это ради денег.

– Где мы с ним встретимся?

– Вечером отведу тебя к нему на склад.

– А потом?

– Потом уйду. Ты не голоден?

– Мы же только что позавтракали.

– Я не это имела в виду, – хриплым голосом произнесла Бибз.

Идти по темному городу, где фонари горели только на перекрестках, было довольно боязно. Мы молчали – наверное, просто говорить было не о чем. На поясе у меня висел кинжал, а новая дубинка то и дело стучала по стенам, предупреждая ночных грабителей, что не стоит связываться с вооруженным Джимом ди Гризом. Наконец мы подошли к складу; на стук моей спутницы кто-то невидимый открыл небольшие ворота в высокой стене и впустил нас. В ноздри ударил сладковатый запах фруктов. В освещенном углу сидел в кресле седой старик с бородой, прикрывавшей чудовищных размеров пузо, которое уютно устроилось на ляжках. Один глаз старика скрывался под повязкой, второй – крошечный, как бусинка, – пытливо смотрел на меня.

– Это тот самый парень, – сказала ему Бибз.

– Он говорит на эсперанто?

– Не хуже любого местного, – буркнул я.

– Давай деньги, – он протянул пятерню.

– Чтобы ты ушел без него? Ну уж нет. Отвезешь Пловечи – получишь деньги.

– Дай хотя бы взглянуть на них. – Глаз-бусинка снова уставился на меня, и я понял, что Пловечи – это я.

Зачерпнув пригоршню монет из сумки, я показал их Грбондже. Старик одобрительно хмыкнул. Сзади потянуло сквозняком, и я резко обернулся.

Ворота закрылись. Бибз ушла.

– Можешь спать здесь, – Грбонджа показал на груду мешков у стены. – Утром погрузимся – и в путь.

Он ушел, забрав с собой лампу. Я постоял в темноте, глядя на ворота, потом уселся на мешки, прислонясь к стене и положив дубинку на колени. Делать было нечего, и я задумался о том о сем, пытаясь разобраться в сумятице чувств и желаний. Наверное, слишком глубоко задумался – когда проснулся, в ворота просачивался солнечный свет. Оказалось, что я лежу, уткнувшись носом в мешок, а дубинка валяется рядом на полу. Я принял сидячее положение, проверил, на месте ли деньги, потянулся и приготовился встретить наступающий день. С большой, надо признаться, неохотой.

Ворота распахнулись настежь. Снаружи шумел окутанный утренним туманом океан. У берега покачивался внушительных размеров парусник. По сходням с него спускался Грбонджа.

– Эй, Пловечи, подсоби-ка моим парням, – распорядился он, проходя мимо меня.

Вслед за ним на склад ввалилась разношерстная команда. Матросы расхватали мешки из ближайшей к выходу кучи. Ни слова из того, что они говорили, я не понимал, но в этом не было нужды. Работа была жаркая, скучная и физически утомительная и заключалась в следующем: я переносил мешок из склада на корабль и возвращался за следующим. В мешках были овощи, и от их едкого запаха у меня слезились глаза. Лишь переправив на судно все овощи, мы улеглись на землю в тени, возле кадки со слабым пивом. Схватив одну из грязных деревянных кружек, привязанных к ней бечевкой, я дважды наполнил и осушил ее.

Вскоре подошел Грбонджа и велел собираться. Моряки убрали сходни, отвязали швартовы и стали поднимать парус. Я старался не мешать им – стоял у борта, играя дубинкой. В конце концов Грбонджа осерчал и велел мне убираться в каюту. Но не успел я отворить дверь, а он – тут как тут.

– Ну, теперь давай деньги, – потребовал старик.

– Не спеши, дедуля. Заплачу, сходя на берег, как договаривались.

– Только не на глазах у моих ребят. Ни к чему им видеть это.

– Не бойся. Сделаем так: ты будешь стоять у трапа, а я натолкнусь на тебя, будто ненароком, и незаметно суну кошелек тебе за пояс. И все, хватит об этом. Лучше расскажи, что ждет меня на острове.

– Беда! – захныкал он, запуская в бороду пальцы. – Зря я с тобой связался. Тебя поймают и прикончат, да и мне…